Ленинград жил, боролся, отбивал воздушные и артиллерийские налеты врага. Каждый вечер высоко в небо поднимались аэростаты воздушного заграждения и нацеливались жерла зениток. На заводах и фабриках в промерзших цехах шла работа над заказами фронта. Девушки из так называемых бытовых отрядов, взяв котелки с супами и кашами, ходили по квартирам, кормили обессилевших и заболевших людей, ухаживали за ними. Все помыслы защитников города были устремлены к одному — к победе. Ради этой высокой цели шли они на любые испытания. И лишь кучка жалких людишек, оказавшихся волею судеб в блокадном городе, жила совсем другими интересами — шкурническими.
Поздно вечером они запирались у себя в квартире, плотно занавешивали окна, жарко натапливали печь, ставили на стол бутыли с вином и принимались за работу. На утро преступники имели новую партию фальшивых продовольственных карточек, по которым такие же, как и они, нечестные люди отпускали им продукты.
Преступники втянули в свои темные махинации довольно большую группу работников продовольственных магазинов. Понятно, что просто так, бескорыстно эти продавцы и завмаги ничего для них не делали. Они тоже входили в «долю».
Следственным органам пришлось немало потрудиться, чтобы выловить всех участников преступной шайки. Некоторые из них даже не были знакомы между собой. Впервые им пришлось встретиться друг с другом в милиции и прокуратуре. И тем не менее все они проходили как ответчики по одному и тому же уголовному делу. Всех их связала единой нитью возможность относительно легкой наживы.
Были среди них такие, как молоденькая Шура Побритухина или преклонных лет Анна Ботикова, «баба Аня», вставшие на путь мошенничества скорее по недомыслию, чем особой корысти ради. А были и такие матерые жулики, как Петров, как директор булочной Грачев, продавщицы Темнова и Прокофьева.
Петрову ничего не стоило отпускать продукты по поддельным талонам, ибо он и так разбазаривал товар, занимался спекуляцией. В этих делах у него был помощник — некто Шерешевский, с которым он познакомился еще до войны на ипподроме. Оба поигрывали, и довольно крупно. С начала войны Петров встречаться с Шерешевским перестал, даже думать о нем забыл, и вдруг случай свел их вместе. Это произошло в сапожной мастерской. И тот и другой пришли туда, чтобы заказать сапоги. Шерешевский выглядел неплохо, блокада нисколько не отразилась на нем. О Петрове же и говорить было нечего.
Приятели обнялись, облобызались, а затем предались воспоминаниям. «А помнишь Алмаза? Вот это был рысак». — «Алмаз? Ну, нет, вот Ласточка — это была лошадь. Я, помню, раз сделал на нее ставку и крупно выиграл». — «А ты мне, брат Шерешевский, можешь быть полезным». — «Ты мне, Николай Михайлович, тоже. Интересуюсь шоколадом». — «Заходи, подумаем». — «Обязательно зайду».
Николай Михайлович считал себя широкой натурой. Потому и дела делал широко, с размахом. Встреча с Шерешевским открыла ему новые возможности для спекуляции.
Через Шерешевского он начал сбывать «налево» главным образом шоколад, водку, сахарин. Понятно, что в магазине образовалась изрядная недостача. Когда же появилась возможность заполучить поддельные талоны на продукты, Петров даже обрадовался — повезло! Осмелев, он стал действовать особенно нагло — создавать у себя в магазине излишки товаров. Недостачу по мясу покрывал жирами, а по жирам — сельдями. Вскрывал коробки с конфетами. Водку и пиво похищал ящиками и бочками. Когда перед ним предстал Климачев с целым пакетиком фальшивых талонов на вино, Петров, не задумываясь, согласился их отоварить. Дело стояло лишь за небольшим — где достать такое количество водки и пива? Пришлось обратиться к знакомым завмагам. Те не отказали — почему бы не сделать одолжение коллеге? — и подкинули требуемое. Попутно Петров интересовался золотом. Деньги и золото он прятал в тайники В частности, крупная пачка денег у него хранилась в магазине в пустой винной бочке.
Таким же матерым хищником был и директор булочной Грачев. Он тоже не задумываясь вступил в преступную сделку с Заламаевым, предложившим ему поддельные талоны. Он только спросил у Заламаева, подошедшего к нему во дворе и сказавшего, что у него есть талоны: «Пятьдесят процентов — вам, пятьдесят — мне. Согласны?» Заламаев кивнул головой: «Хорошо!» За хлебом к Грачеву приходила все та же Елисеева. Пока в торговом зале при тусклом свете стоящих на прилавке масляных коптилок продавцы отпускали хлеб строго по карточкам, Грачев тайком выпускал Елисееву с черного хода. Сумка у нее была набита. На Елисеевой была новенькая кожаная куртка, приобретенная на полученные жульническим путем продукты. Дома у Елисеевой лежали туфли, отрезы, золотые цепочки, кольца, серьги.