— Я… Меня…
Сердце Оли готово было выскочить. В глазах потемнело, к горлу подступила тошнота.
— Кажется, я все поняла, — ласково проговорила Ксения Михайловна, — не переживай, Олечка, я позабочусь о тебе. А теперь беги к своим, тебя, наверное, уже потеряли.
В тот же день после уроков был назначен малый педагогический совет. Помимо прочих вопросов учителя разбирали отстающих. Взяла слово и Ксения Михайловна.
— Дорогие коллеги, мне кажется, произошла большая ошибка. Ученица 4 «б» класса Петрова Оля не должна учиться в общеобразовательной школе. Как нам известно, все документы девочки утеряны. Оле десять лет, но она не знает своего дня рождения, не умеет ни читать, ни писать. Уровень ее речевого развития остановился на уровне пятилетнего ребенка. Кроме того, девочка живет в своем выдуманном мире, сегодня она утверждала, что знает стихотворение на несуществующем языке и даже пыталась его зачитать. Видимо, это все последствия шока, пережитого ребенком. Возможно, девочка была вывезена из блокадного Ленинграда в возрасте пяти лет и с тех пор практически остановилась в развитии. В любом случае, этот ребенок не способен осилить учебную программу общеобразовательной школы. Ходатайствую о переведении ученицы 4 «б» класса Петровой Оли в специальный психоневрологический интернат для детей, где ей окажут квалифицированную врачебную помощь.
Директор школы понимающе покачала головой.
— Спасибо, Ксения Михайловна. Коллеги, кто может добавить что-нибудь по этому вопросу?
Девочка была новенькой, ее никто не знал, да и авторитету коллеги доверяли.
— Раз возражений нет…
— Возражения есть.
Учительница русского языка и литературы старшего звена Вера Кирилловна сама была родом из Ленинграда. Хотя она не любила вспоминать прошлое, все знали, что Вера Кирилловна многое пережила во время блокады. И что у нее не осталось в Ленинграде ни дома, ни родственников, все смела война.
— Товарищи, мы не должны спешить с подобными решениями, — сказала Вера Кирилловна, — вы ведь понимаете, что судьба этой девочки очень сложная. Даже если психика ребенка и сохраняла себя, выдумывая добрый красивый мир, это еще не свидетельствует о психическом заболевании. Не каждый взрослый может принять те ужасы, что нам всем пришлось пережить. Давайте не будем строги к ребенку, которому кроме лишений войны выпало на долю еще и страшное землетрясение. Надо дать ребенку шанс. Думаю, стоит позаниматься с Олей дополнительно, подтянуть ее. Уверена, девочка сможет догнать сверстников в развитии и учебе.
Слова эти были восприняты по-разному. В результате по ходу обсуждения учительский коллектив разделился на две части. Одни утверждали, что если до сих пор развитие Петровой не выровнялось, значит, уже и не следует ожидать такового. Другим было жалко ребенка, потому они соглашались с мнением Веры Кирилловны. Но только заниматься с Петровой было некому, у всех хватало своих забот.
Так и получилось, что именно Вере Кирилловне решением малого педсовета поручили заботу о девочке.
Глава 22. Новая жизнь
Тиильдер, площадь у Храма,
7 октября 1948 года
И все же в это трудно было поверить. Он, Егор, больше не один, столько своих вокруг. Люди расступались, пропуская всадников, что-то говорили вслед. Здесь было очень много русских, но много и туркмен. Женщины с детьми, юноши, девушки. Взрослых мужиков почти нет, что и неудивительно после такой войны-то. Эх, расспросить бы поподробнее, как там дела, что происходит, как восстанавливают страну, что нового придумали. А ведь точно что-то уже построили, и новые комбинаты запустили, и ГРЭС. Нет, не может такого быть, чтобы опять война. Ашхабад, он ведь где-то в предгорье располагается. Значит, землетрясение более чем возможно. Вот и потрясло не на шутку, покосило народ.
Вглядываясь в лица, Егор думал о том, что, возможно, никому из этих людей не суждено было выжить там, на Земле. Взять, к примеру, его. Тогда он сильно заболел, все время кашлял кровью. В последнее утро и вовсе не смог подняться, обещали прислать врача. Не забери его Всевидящая, так и загнулся бы. А теперь никакого кашля, даже нога меньше ноет, разве что на погоду. Да и Оля замерзла бы в той квартире. То, что мать не приходила, могло означать только одно. Говорят, зимой сорок второго улицы города были усеяны трупами, и дела до них никому не было, каждый выживал как мог. Такие вот дела. По сути, получили и Оля, и Егор второй шанс на жизнь. Получается, что теперь и всем этим людям из Ашхабада тоже дан второй шанс. Только обрадует ли кого такой расклад. И есть ли возможность вернуться домой, на Землю? И как там Оля? Добралась ли, нашла ли родителей?
С верхней площадки лестницы за приближающимся Егором наблюдала группа мужчин. Немного сутулые, взгляды настороженные. Это точно свои, не ошибешься. Суровые, привыкшие брать на себя ответственность. И то верно, нельзя пускать все на самотек. Но только что он им скажет? Что последний год был заключенным?
От такой мысли Егора передернуло. Он уже подъехал к ступеням, спешился, передал поводья охраннику. «Какая разница, кем я стал там, главное, кто я есть сейчас», — решил для себя Егор. Он неторопливо поднимался по лестнице, обдумывая предстоящий разговор. И с каждым шагом укреплялся в мысли, что именно он, Егор Карпенко, теперь будет решать судьбы всех этих людей.
— Здравствуйте, товарищи, — уверенно произнес он, — разрешите представиться, Карпенко Егор Николаевич, возглавляю местный комиссариат госбезопасности. Попрошу доложить обстановку.
Ожидаемо стоящие тут же расправили плечи, впрочем, доверия в глазах не добавилось. Егор выслушал осторожные доклады о произошедшем, затем в общих чертах обрисовал ситуацию. В ходе разговора выяснилось, что среди инициативной группы находятся два бригадира, один начальник строительного участка, лейтенант военизированной охраны, директор универмага и замполит. Восстановив по обрывочным воспоминаниям картину вчерашнего дня, они всем отрядом уже попытались попасть в ту часть Храма, где, предположительно, находится пространственное искривление, через которое всех сюда забросило. Но местные категорически отказались их пускать, настойчиво выпроводив из храма.
— Егор Николаевич, посодействуйте.
— Разберемся, — уклончиво ответил Егор.
Как именно он будет с этим разбираться, подумать не успел, потому как на краю площади раздались окрики, несколько всадников расчищали путь для экипажа Ланаора Тая.
— Светлых дней, Ланаор Тай, — поприветствовал поднявшегося по ступеням Ланаора Егор.
— Рад видеть вас в добром здравии, Егор Николаевич, — ответил тот с подчеркнуто вежливой улыбкой.
— Вашими заботами, — не остался в долгу Егор.
— Ну что вы, это не по адресу, благодарите Всевидящую. Чтобы вам не заскучалось, смотрю, еще и соотечественников прислала. Вы рады?
— Чрезмерно, — ехидно заметил Егор, — вот, пообщался, прямо и на душе полегчало. Теперь думаю, как бы нам всем поскорее вернуться на родную землю. Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше.
— А вот это уже вряд ли, — усмехнулся в ответ Ланаор, — благодетельница побеспокоилась.
Егор ощутил, как холодок пробежал по спине.
— Это как? — спросил он.
— Разлом исчез. Дороги больше нет.
Ланаор смотрел на Егора в упор.
— Может, — проговорил Ланаор, — Всевидящей не понравилось, что кто-то воспользовался этой тропой по своему разумению? Хотя, какое там разумение, детский умишко вряд ли способен на такое. Куда ты ее отправил? Ты хоть задумывался о том, что не так все просто, ты уверен, что она смогла выжить? И как ты с этим дальше будешь? Или у вас жизнь человеческая ничего нее стоит?
— Я бы ни за что не позволил ей, — ответил тихо Егор, — я не представлял, что такое может случиться.
— Но ты внушал ей мысль о возвращении домой, раз за разом. Ты отравлял ее сознание. Скажи, разве здесь плохая жизнь у нее была? Ты хоть знаешь, что ей грозило там, на вашей родине, не попади она сюда?