Собрание разошлось далеко за полночь, и даже после этого на улицах поселка то там, то здесь горели огоньки в окнах домов. Шутка ли дело, им опять грозит война.
Глава 28. Дорога домой
Ташкент, декабрь 1948 года
Приближался Новый год. Оля уже успела догнать своих одноклассников в учебе, более того, по всем предметам кроме русского языка и литературы у нее выходили теперь оценки «отлично». С русским языком тоже все было неплохо, но Ксения Михайловна считала, что должно быть еще лучше, а потому ставила «удовлетворительно» за письменные работы. Вера Кирилловна при каждой новой «тройке» гладила Олю по голове и просила не расстраиваться. Сама она была очень довольна успехами своей подопечной и нисколько этого не скрывала.
Учеба давалась Оле легко благодаря хорошей памяти и еще одной удивительной способности. С некоторых пор она начала замечать, что слышит мысли других людей. Как именно это получается, Оля еще не разобралась, но научилась использовать этот неожиданный дар в учебе. Например, когда учитель что-то спрашивал, можно было подслушать, о чем думает самый лучший ученик, и опередить его, ответив учителю. Как правило, Олю после ответа хвалили и ставили в журнал хорошую оценку.
Мама все не приезжала, и это очень огорчало. Несколько раз Оля пыталась услышать мамин голос в шуме людских голосов, которые иногда врывались в ее голову. Но ничего не получалось. То ли потому, что мама слишком далеко, то ли потому, что Оля забыла, как звучит ее голос, и просто не может узнать его среди других.
Зато теперь Оля знала, где находится Ленинград, и как до него можно доехать.
Все вокруг готовились к большому местному празднику, наступлению нового года. В Аримании новый год празднуют позже, но готовятся к нему так же заранее. Девочки из ее комнаты по вечерам красили бумагу и потом клеили из нее украшения на елку, Оля тоже склеила бумажный фонарик, получилось неплохо. А для себя решила, что если мама не может приехать, значит, надо ехать самой. И было бы совершенно здорово открыть двери и войти в свою квартиру на праздник. Мама сразу обрадуется. Может быть, вернулся и папа, и он тоже обрадуется. Теперь Оля не могла думать ни о чем другом, как об этой поездке.
— Вера Кирилловна, я сегодня с классом ходила в кино, сказку показывали. Там один дядечка сказал, что больше отца с матерью надо любить родную землю.
— Так оно и есть, Олечка, — улыбнулась Вера Кирилловна.
Она уже проверила Олино домашнее задание и теперь накрывала на стол. Перед тем, как возвращать в детский дом, она всегда кормила Олю ужином.
— Тогда почему вы здесь живете, а не в Ленинграде?
Вера Кирилловна задумалась. Она молча нарезала хлеб, разлила горячий суп по тарелкам.
— Садись, Олечка, сегодня супчик очень вкусный получился, из тушенки, да еще с домашней лапшой.
— И все-таки, Вера Кирилловна? — Оле очень хотелось услышать ответ на свой вопрос.
— Не знаю, милая. Там все теперь другое, другие люди. Дома нашего нет, что-то новое построят. Да и родных никого нет. А здесь я уже прижилась, работа, знакомые.
Раньше родных у Веры Кирилловны было много, это Оля знала. Над кроватью учительницы висело несколько фотокарточек, она часто на них смотрела. Вера Кирилловна говорила, что так легче, будто они все живые и рядом с нею. А одна фотография даже стояла на комоде. На ней был сын Веры Кирилловны.
— Да ты ешь, давай, скоро идти уже пора.
Оля послушно хлебала вкусный суп, но все же у нее сегодня было очень много вопросов.
— Вера Кирилловна, а это правда, что если бы вы не стали со мной заниматься, меня бы в больницу отправили?
— Кто тебе такое сказал? — Вера Кирилловна нахмурилась.
— Да в классе болтают. А что там в этой больнице?
— Ничего хорошего, Олечка. Ты хлебушек бери, кушай.
Оля потянулась за хлебом и с удовольствием откусила кусочек воздушной выпечки. Было очень странно, что Вера Кирилловна так бережно брала в руки фотографию, а сама не ехала к сыну, и даже не интересовалась, как он. В один день Оля тоже взяла его карточку и отчетливо увидела этого человека сидящим на стуле у зарешеченного окна. Войдя в комнату, Вера Кирилловна немного рассердилась и попросила никогда не трогать ее вещи. Тогда Оля вернула карточку на место, решив в другое время расспросить подробнее. Но теперь она собиралась уезжать, значит, это время пришло.
— Если в больнице ничего хорошего, получается, вашему сыну сейчас плохо?
Рука Веры Кирилловны дрогнула, она положила ложку.
— Да что на тебя сегодня такое нашло, Олечка? Что за вопросы?
Оле стало неловко. И правда, зачем она огорчает учительницу?
— Простите, просто подумалось.
— Мой сын погиб, Олечка, — тихо проговорила Вера Кирилловна.
— Нет, он сейчас в больнице, я видела.
— В какой больнице? Не говори глупостей.
Хоть учительница и начала сердиться, Оля решила настоять на своем.
— Вера Кирилловна, это не глупости. Помните, я без спроса вязла его карточку? Тогда я увидела вашего сына в больнице, только я не знаю, как это получилось. Он сидел у окна. И рядом были другие люди.
Вера Кирилловна сильно занервничала.
— Господи милосердный, неужели… А почему же ты мне сразу ничего не сказала?… Но.. — Вера Кирилловна подскочила, схватила с комода фотографию и сунула ее в руки Оле.
— Деточка, скажи, ты еще это видишь? Ты что-то видишь?
Оля посмотрела на лицо мужчины на фотографии и снова увидела ту же больничную палату.
— Он в палате, из которой почти не выходит. Он ничего не помнит. В этой комнате живут несколько человек, здесь почти как у нас в детском доме, только все взрослые. На окнах решетки, я сначала даже думала, что это тоже детский дом, но потом поняла, что нет. Такое называется больницей, здесь лечат больных. Ваш сын тоже болен, у него голова плохо соображает. Это потому, что его сильно ударило по голове. Но это пройдет. Ему просто надо увидеть кого-то из его прошлой жизни, он сразу все вспомнит. Мне так кажется.
— Господь милосердный, пусть так и будет, — со слезами прошептала Вера Кирилловна.
Она крепко сжала Олины руки.
— Умоляю, скажи, где он?
Но на этот вопрос Оля не могла ответить. Только учительница уже не отступалась. В дело пошел даже старенький атлас. Глядя на названия городов, Оля ткнула пальцем в тот, что показался ей подходящим.
— Ты уверена? Скажи еще что-нибудь?
Но Оле нечего было сказать. Разве что…
— Он не совсем такой, как на фотографии. Белые волосы и руки дрожат. Его называют Иваном, потому что никто не знает настоящего имени.
Вера Кирилловна засуетилась.
— Спасибо, Олечка. Решено. Так. Я завтра же выезжаю. Даже если все не так. Я должна. Я должна обязательно поехать и все сама узнать!
Потом она посмотрела на Олю:
— Хотела тебе на новый год подарок подарить, но, видимо, лучше сегодня. Вот, держи!
Учительница достала из шкафа плюшевого медведя.
— Спасибо! — Оля обрадовалась.
Ей уже очень давно никто ничего не дарил.
— Возьмите меня с собой, — попросила Оля.
— Да кто же разрешит, Олечка! За тебя сейчас государство отвечает, спасибо, хоть разрешили на занятия забирать. Но ты не переживай, я быстро вернусь. И, знаешь, я тебя все-таки удочерю. Только сначала…
Вера Кирилловна запнулась, но Оле и так все было понятно. Учительница не поможет сбежать. Конечно, она знала, что так и будет, но вдруг? Чуда не произошло. Значит, придется действовать самой.
Ближайший поезд на Ленинград должен был отправляться ночью. Денег на билет у Оли не было, но зато она смогла раздобыть свои документы. По запросу из Ленинграда прислали копию ее свидетельства о рождении, которую передали директору детского дома. В свидетельстве было написано, как звали Олиных папу и маму, а так же ее дата рождения, восемнадцатое мая тысяча девятьсот тридцать восьмого года. И была еще одна бумага. Тогда директор пригласил Олю и рассказал, что числилась она погибшей, как и родители. И очень хорошо, что это оказалось не так, что ее смогли эвакуировать. Он даже показал присланные документы. Сказал, что отдаст их, когда Оля вырастет и придет время покинуть детский дом. Но Оля не собиралась ждать так долго. Как и не собиралась верить в то, что ее родителей больше нет. Потому незадолго до отъезда она попросила директора вернуть ей свидетельство о рождении. Сначала он отказывался, а потом подошел к шкафу и достал нужную ей бумагу. Понимая, что могут быть неприятности, Оля подумала тогда, что было бы хорошо, если бы директор забыл про этот случай. И, кажется, он на самом деле забыл, потому что когда увидел ее другой раз, ни о чем не спрашивал.