— Проходи сюда в комнату, садись на диванчик. Держи платочек, вытрись. Вот, уже лучше. А давай я тебя витаминным напитком угощу, как раз уже хорошо напарился, шиповник у меня, любишь шиповник?
Оля не знала, что это такое, но на всякий случай кивнула головой. Едва Агнесса Ильинична вышла, Оля тихонечко высморкалась. Она уже почти не всхлипывала, только смотрела перед собой, пытаясь понять, как ей теперь жить дальше.
Агнесса Ильинична вернулась с кружкой, полной золотистого чая.
— Пей, Олечка, отвар шиповника очень полезный. Знаешь, сколько в нем витамина це? Он уже не горячий, пей, не бойся.
Зубы стучали о край, но Оля старательно сделала несколько небольших глотков.
— Вот и замечательно. Да ты пей весь, сейчас зима, витаминный отвар пить надо обязательно, чтобы не болеть.
Агнесса Ильинична погладила Олю по голове.
— Убежала из детского дома? — спросила она просто.
Олино сердце застучало так, будто собиралось выскочить.
— Значит, убежала, — в голосе Агнессы Ильиничны не было осуждения.
— Я хотела к маме, — ответила Оля, не поднимая глаз.
Едва вылетев, эти простые слова сжали горло новой судорогой.
Вернув кружку, Оля уткнулась в платок и снова разревелась, горько и безутешно. Ей было жаль себя, жаль, что так и не нашла маму, жаль, что сбежала от Конерсов, жаль, что больше не увидит Ланаора. А еще осознание своего реального положения, которое навалилось на нее еще у порога этой чужой квартиры. «Я никому не нужна. Меня никто не любит» — твердила про себя Оля и горько оплакивала свою неудавшуюся жизнь.
— Ну что ты, ну что ты, дорогая, — приговаривала Агнесса Ильинична, поглаживая Олю, — жизнь ведь продолжается. Ты живая, здоровая, а это главное. Вон какая красавица выросла, да еще такая умница, самостоятельная. Откуда добиралась?
— Из Ташкента, — всхлипывая, ответила Оля.
— Из Ташкента? — удивленно протянула Агнесса Ильинична.
— На поезде, вчера приехала. Тетя Валя сказала, чтобы к ней, а я домой хотела. Думала домой, а там другие живут, сказали, что все умерли, что я тоже умерла, но я ведь живая, значит, и мама живая, но я вижу, что нет, не живая, что умерла… — торопливо заговорила Оля, пытаясь успеть между всхлипываниями, — я не хочу обратно, пожалуйста, не отдавайте меня милиции.
Агнесса Ильинична задумалась, и Олино сердечко в который раз за сегодня снова затрепыхалось. Она замерла, и даже всхлипывания прекратились. К счастью, ответа не пришлось долго ждать.
— Вот что я тебе скажу, Олечка, — Агнесса Ильинична снова погладила ее по голове, приглаживая отросшие вихры, — сейчас придет Наташа, и мы с нею все обсудим. И обязательно что-нибудь придумаем.
— А Наташа добрая? — на всякий случай поинтересовалась Оля.
— Наташа хорошая, она моя племянница. А еще у нее есть сын Роман, он немного старше тебя, тоже очень хороший человек. Мы не дадим тебя в обиду, только надо будет решить, как лучше поступить.
Всхлипнув последний раз, Оля кивнула головой. Она была уже не маленькой и прекрасно понимала, что важные дела быстро не делаются. Кажется, в этом доме ей и правда смогут помочь. Впервые за долгое время в душе потеплело, и где-то глубоко внутри шевельнулась надежда на то, что теперь все и правда будет хорошо.
Прошло совсем немного времени, Оля едва успела умыться и привести себя в порядок, как в дверь позвонили. Агнесса Ильинична поспешила в коридор. Первым вошел сияющий мальчишка в обнимку с настоящей живой елкой, крепко замотанной бечевкой, следом за ним появилась красивая женщина в простеньком, но добротном пальтишке, на ее голове красовался белый пушистый платок ажурной вязки. Сразу стало понятно, что это и есть те самые Наташа и Роман, родственники хозяйки квартиры. Оба румяные от мороза и счастливые.
— Дед Мороз пришел, праздник принес, — нарочитым басом проговорил мальчишка.
— Бог мой, настоящая елка! — радостно всплеснула руками Агнесса Ильинична.
— Да, последнюю успели взять… — Наташа осеклась на полуслове, заметив Олю, — у нас гости?
Улыбка застыла на лице, а по голосу стало понятно, что никаких гостей Наташа не хотела видеть в квартире.
— Да, это Олечка Петрова, удивительно смелая девочка, а это, Олечка, — теперь Агнесса Ильинична обращалась к Оле, — тетя Наташа и Роман, я тебе рассказывала.
— Здравствуйте, — робко поздоровалась Оля.
Мальчишка уже поставил елку в угол коридорчика и разделся, он протянул Оле руку:
— Я Роман, можно просто Ромка.
Оля пожала мальчишескую ладошку. Ромка был выше ее на голову, и на вид немного смешной, может, из-за большого количества веснушек, рассыпавшихся по носу и щекам.
— Роман, помой руки с улицы и покажи нашей гостье свои модели, думаю, Оле это будет интересно, — проговорила Агнесса Ильинична голосом, не терпящим возражений.
Ромка картинно вздохнул и нехотя потащился в ванную комнату. Вернулся почти тут же, хитро спросил:
— Самолеты любишь?
Оля вспомнила свой единственный опыт полета и честно призналась:
— Не очень, меня от самолетов тошнит.
— А ты что, в самом деле летала что ли? Не врешь? — Ромка распахнул глаза от удивления.
— Один раз. Сильно шумит, и все время вот тут в горле комок, — ответила Оля.
— Везет же некоторым, — с завистью протянул Ромка, — жаль, что ты такая малохольная, меня бы точно не тошнило. А что за самолет? В кабине у летчиков была? Штурвал видела?
— Ничего я не видела, — Оля обиделась на малохольную, — и я нормальная, понял?
— Ты что, обиделась, что ли? — хмыкнул Ромка, — вот неженка на мою голову. А по виду и не скажешь, подстрижена как пацан, я решил, что и характер тоже пацанский. Терпеть не могу девчонок за эти вот сюси-пуси.
Оле захотелось чем-нибудь треснуть Ромку по голове, но тот уже схватил ее за руку и потянул в комнату.
— Пошли, малохольная, покажу тебе свои модели.
Такое обращение совсем не понравилось Оле, и она хотела сделать что-нибудь такое, чтобы Ромка точно от нее отстал, но они уже оказались в Ромкиной комнате, а там было на что посмотреть. Забыв про обиду, Оля крутила головой, рассматривая эту сокровищницу. Самолеты были повсюду: на подоконнике, на полках, висели под потолком. Просто бумажные, изготовленные из дерева и папиросной бумаги, деревянные. Не похожие на настоящий и очень похожие. С двумя винтами, с тремя, с четырьмя. И вовсе без винтов.
— МиГ-9, — гордо заявил Ромка, перехватив ее взгляд, — двухдвигательный реактивный истребитель, между прочим, секретная разработка. Я эту модель месяц собирал. Правда, это не точная модель, секретная ведь. Как в журналах напечатают, сделаю точнее.
Он так и светился от гордости. Тем временем Оля отыскала взглядом и похожий на тот, который перенес ее в Ташкент.
— Вот на таком я летела. Очень похоже.
— А, так это транспортник, рабочая лошадка, Ли-2. Знаешь, сколько жизней спас? А я мечтаю на реактивном полетать. Выучусь на летчика и обязательно полетаю. А, может, и вовсе в космос отправлюсь.
— Куда? — не поняла Оля.
— Ай, — махнул рукой Ромка, — девчонки, дальше кукол ничего не знаете.
Решив, что теперь точно пора обидеться, Оля вдруг заметила две фотографии, висящие над Ромкиной кроватью. Одна была вырезана из какого-то журнала, а вторая настоящая. И с этой фотографии смотрел на Олю Егор Николаевич. Намного моложе, приветливо улыбающийся, без шрама, но не узнать его было невозможно.
— Валерий Чкалов, совершил первый героический беспосадочный перелёт через Северный полюс из Москвы в Америку. Скажешь, тоже не слышала? — усмехнулся Ромка.
Что-то в школе про это говорили, но сейчас Олю интересовал совсем не человек из журнала.
— А это кто?
Она показала рукой на вторую фотографию.
— Батя мой, пропал без вести, — нахмурился Ромка.
Все его настроение вмиг улетучилось.
— Пошли, там уже, наверное, накрыли, — буркнул он, легонько подталкивая Олю к выходу.
По лицу Агнессы Ильиничны Оля поняла, что разговор с Наташей получился не таким, как задумывалось. Приготовления к ужину были почти закончены, стол накрыли в большой комнате. Их с Романом снова отправили мыть руки, и только потом разрешили занять места. Сначала был суп, потом блинчики. Ели молча, и это молчание тревожило Олю. Значит, все не так.