— Скажи, а с кем ты приехала? — наконец спросила Наташа, наливая Оле чай.
— С тетей Валей, — ответила Оля.
— Она тебя, наверное, ищет, беспокоится? — поинтересовалась Наташа.
Оля вспомнила тетю Валю, и тут же увидела ее читающей письмо.
— Нет, ей сейчас не до меня. У нее муж заболел.
Поймав вопросительный взгляд, добавила:
— Она мне никто, просто помогала в дороге. Так бывает. Ей нет необходимости меня искать.
— Значит, тебя ищут в детском доме, из-за твоего побега у директора и воспитателей будут серьезные неприятности, их могут строго наказать. Ты не должна была так поступать, — назидательно проговорила Наташа.
— Наташа, не дави на ребенка, — заступилась Агнесса Ильинична.
— Тетушка, нельзя ведь помочь всем. Девочку надо вернуть в детский дом. Вы представляете, какие у нас могут быть из-за нее проблемы? И так хватает. Придут с очередным обыском, а здесь чужой ребенок. Что мы им скажем?
— Наташа, я тебя не узнаю, зачем ты так? — мягко попросила Агнесса Ильинична.
— Роману учиться надо, я бьюсь как рыба об лед, чтобы он смог поступить туда, куда хочет, и нам только таких историй не хватает, вы понимаете, чем это все нам грозит? — губы Наташи задрожали, она было готова расплакаться.
Казалось, Олю должен был расстроить такой поворот беседы, но ей вдруг стало весело.
— А Егор Николаевич говорит, что живы будем — не помрем, а еще он говорит, что будет день, и будет пища, — как бы между прочим вклинилась она в разговор взрослых.
— К-какой Егор Николаевич? — запнувшись, спросила Наташа, повернув голову к Оле.
Ее зрачки сузились, отчего светло-серые глаза стали еще прозрачнее.
— Понятное дело, какой, Карпенко. Он у нас один такой.
Оля с вызовом смотрела на Наташу. Та беспомощно открывала рот, совсем как пойманная рыба.
Повисшую тишину нарушила Агнесса Ильинична:
— Где это у вас, Олечка? — спросила она осторожно.
— В Аримании. Это очень далеко.
Взрослые не поняли. И тогда Оля рассказала им про Ариманию, о встречах с Карпенко, о том, как удалось сбежать, о своем пребывании в детском доме, даже про Веру Кирилловну и ее сына.
— Ловко придумано — прищурилась Наташа, когда Оля закончила свой рассказ, — неужели они дошли до того, что начали вербовать детей? Скажи, кто тебя подослал?
— Наташа, мы все очень устали и нуждаемся в отдыхе. Предлагаю ложиться спать, а завтра с утра во всем разберемся, — Агнесса Ильинична поднялась из-за стола.
Она начала собирать посуду, Оля тут же бросилась ей помогать.
— Мам, ты чего? Мам, не слушай ее, — голос Ромки дрожал.
Но Наташа проскочила мимо сына в свою комнату, и вскоре оттуда начали доноситься ее глухие рыдания.
— Зачем ты это все напридумывала? — со злостью спросил Ромка, махнул рукой и ушел к себе.
— Я рассказала правду, — Оля посмотрела на Агнессу Ильиничну, та только пожала плечами.
Они унесли посуду на кухню, Агнесса Ильинична мыла тарелки и подавала Оле, Оля протирала их чистым полотенцем и ставила на стол.
— Как, говоришь, тебя называют в Аримании? — спросила Агнесса Ильинична.
— Эриния.
Агнесса Ильинична улыбнулась чему-то своему и качнула головой.
— Оно означает «дар богов», мне так папа Виттио сказал, — добавила Оля.
Тарелки закончились, пошли вилки с ложками и ножами.
— Мой муж был профессором, он изучал историю, и в свое время очень увлекся мифами Древней Греции, — проговорила Агнесса Ильинична, закончив с мытьем.
Она присела на край стула и взяла из Олиных рук полотенце.
— Это удивительно, но в Древней Греции тоже были эринии. Знаешь, кто это такие?
Оля от удивления даже рот открыла.
— Нет. А кто?
— Согласно древнегреческой мифологии, эринии — богини наказания, или еще можно сказать, богини мести, — проговорила Агнесса Ильинична, поправив воротник Олиного платья.
— Ничего себе, «дар богов» мне нравится больше, — на всякий случай заверила Оля.
— Наказание состояло в том, что эринии лишали виновных разума, считалось, что нет ничего страшнее, чем потерять рассудок, — устало проговорила Агнесса Ильинична.
— Я не хотела… — начала оправдываться Оля, чувствуя себя виноватой в слезах Наташи.
— Пойдем, я постелю тебе, — оборвала ее Агнесса Ильинична, поднимаясь.
Перед сном Агнесса Илинична отправила Олю принять ванную, выдав мягкое полотенце и теплую ночную рубаху. Хоть эта ванная и не была такой удобной, как в доме Конерсов, Оля с удовольствием намылась, а потом быстро уснула, уткнувшись носом в белоснежную подушку. Ей постелили на диване в большой проходной комнате, других свободных комнат не было. Во сне Оля куда-то шла по длинной дороге, потом карабкалась на гору, потом вдруг оступилась и полетела в огромную пропасть. За миг до падения она подскочила, пытаясь сообразить, где находится.
В комнате было темно, за плотно задернутыми шторами угадывался свет фонаря. «Агнесса Ильинична очень хорошая, — подумала Оля, — но у нее из-за меня могут быть неприятности, а это неправильно». Она тихонько поднялась и оделась, затем вышла в коридор. Здесь тускло горел ночник, Оля дотянулась до платка на верхней полке, надела пальто, обулась.
«И куда я теперь?» — спросила она себя, глядя на сумеречное отражение в зеркале. Огромное зеркало было почти до пола, Оля подошла к нему и положила ладонь на холодное стекло.
«Ланаор» — позвала жалобно.
Отражение в зеркале шевельнуло губами и растаяло, сменившись высоким темным силуэтом, из-за спины которого слепил солнечный свет. Рука качнулась, потеряв опору.
— Эриния?
Не задумываясь, Оля шагнула к этому силуэту, и тут же почувствовала, как сильные руки оторвали ее от пола и крепко прижали, впечатав носом в колючую вышивку парадного сюртука.
— Наконец-то, дрянная девчонка, только попробуй еще раз вытворить что-нибудь подобное! — стал ругать ее Ланаор.
— Больно же, — возмущенно прогундосила она, и ее носу тут же вернули свободу.
— Ты где это болталась все это время? — строго спросил Ланаор, отойдя подальше от зеркала и поставив ее на ноги.
— Кто здесь? — из темного проема на них смотрела Агнесса Илинична в наспех накинутом халате.
— Агнесса Ильинична, это Аримания, она существует, — радостно закричала Оля, поспешив обратно к зеркалу.
— Э, секундочку, больше никаких побегов! — Ланаор ловко перехватил ее поперек туловища одной рукой, крепко зажав под мышкой, — и что, позвольте спросить, происходит с моим чудесным этиндерским зеркалом ручной работы? Что это за сааховы игры?
Оля только и успела высвободить руку и помахать Агнессе Ильиничне, как образ ее затуманился, а зеркалу Ланаора вернулся прежний вид.
— Целое и невредимое, — скривившись, констатировала факт Эриния, болтая ногами в воздухе.
— Считай, что тебе крупно повезло! — назидательно проговорил Ланаор, отпуская ее.
— А ты все такой же несносный! — ответила Эриния, поправляя пальто.
— Ты что это себе позволяешь? — брови Ланаора взметнулись вверх.
Эриния хотела ответить как-нибудь еще грубее, но тут посмотрела в зеркало и поняла, как страшно смотрится на фоне блистательно одетого Ланаора. Серое грубое пальто, растоптанные ботинки, а волосы… волос, можно сказать, и вовсе нет.
— Ты выглядишь просто ужасно, — задумчиво произнес Ланаор, глядя на Эринию, — как я повезу тебя к Конерсам в таком виде? Между прочим, они думают, что ты учишься в лучшей школе Танларии.
— Это как?
— А что, по-твоему, я должен был им сказать?
Ланаор нахмурился и продолжил холодным тоном:
— Ты забыла, что Элоя ждала ребенка? Из-за тебя она так расстроилась, что еще немного, и они обе умерли бы.
Его взгляд стал ледяным.
— Я… не хотела, — залепетала Эриния, — но сейчас… с ними все в порядке? Только не мучай меня, говори скорее, — взмолилась она.