Именно поэтому Марко опять начал со мной разговаривать. Конечно же, я опоздала на автобус из-за первой встречи клуба, и когда я вышла, он уже ждал меня. Марко не сказал мне ни слова о поцелуе. Он просто притворялся, будто его никогда не было.
Поскольку я стала видеться с ним вновь, мне пришлось спрятать разочарование глубоко в себе.
Обычно я была полна восхищения, спеша к нему. Но сегодня я ощущала нехорошее предчувствие, когда шла в ранних сумерках к Дуглас Гарденс.
Небольшие сады, которые простирались вдоль реки Уотер оф Лейт, были безлюдны. Лишь крупная фигура парня сидела на скамейке.
— Марко? — спросила я тихо.
Он кивнул мне ответ. Подойдя ближе, я разглядела его получше, заметив кровоподтек под левым глазом. Я резко вдохнула и поспешила сесть рядом. Не понимая, что делать, я протянула руку и кончиками пальцев провела под проступающим синяком.
— Что случилось?
Он выглядел потерянным, отчего в груди появилась ноющая боль.
— Некоторые люди боятся меня. Из-за роста, телосложения, слухов, репутации. — Его губы изогнулись в презрении. — А некоторые видят во мне проблему. Я для них проблема.
Придя в бешенство, я положила руку ему на плечо.
— Что сказал дядя, когда увидел это?
— Ханна, кто, по-твоему, поставил мне фингал? — фыркнул Марко.
Я даже не знала, что хотела больше: расплакаться или обрушить весь гнев мира на его дядю. Я никогда не смогу понять, как взрослый мог плохо обращаться с ребенком, находящимся под его же защитой, потому что сама не знала ничего, кроме абсолютной любви и сильной привязанности. Я знала, что Коул страдал от рук матери, а Джо страдала от побоев отца, и из-за этого чувствовала беспомощность. Как и сейчас.
— Он… а он делал это раньше?
Марко покачал головой.
— И, вероятно, больше никогда не сделает. Тетя Гэбби пришла в бешенство. Она сказала, что уйдет от него, если тот еще раз меня тронет.
Я сжала его плечо.
— Мне нравится тетя Гэбби.
Он улыбнулся от этого.
— Ага, она — классная.
— Ты говорил бабушке с дедушкой о том, что он сделал?
— Ханна… — Марко грустно улыбнулся. — Нонно довольно сильно ненавидит меня. Плевать он хотел. В Чикаго я приносил лишь проблемы; зависал с парнями, которые попадали в действительно неприятные ситуации. Вот почему они отослали меня.
Заинтригованная, я наклонилась вперед.
— Как ты думаешь, почему дедушка не любит тебя?
Отец мамы умер еще до того, как я родилась, но дедушка со стороны отца все еще был жив и всегда осыпал меня любовью, когда приезжал несколько раз в год. Я не могла понять, почему бабушка с дедушкой ненавидят своего же внука.
— Наполовину я — афроамериканец. Мой дед, итальянец, не может вынести мысль о том, что его чудесная дочь спала с черным парнем.
От шока я раскрыла рот.
— Он — расист?
Марко лишь пожал плечами.
— Отец мог быть хоть японцем, евреем или мексиканцем — Нонно бы ничего не устроило. Тут играл тот факт, что отец не был итальянцем, и родители также не были женаты, когда мама забеременела. Нонно старомоден и полностью традиционалист.
Это можно называть, как угодно, но плохому обращению с ребенком нет оправдания, особенно когда оно обосновано обычной генетикой. Я была в ярости за Марко.
— Он ужасно вел себя с тобой?
Марко вновь пожал плечами, но в этот раз он посмотрел мне в глаза и сказал:
— Мама ужасно не хотела видеть отца, поэтому бабушка с дедом не подпускали его ко мне. Он сдался, просто ушел, когда мне был почти год. Мама осталась с нами подольше на несколько лет, но ей было тяжко нести эту ношу. Она родила меня в семнадцать и не могла смириться с тем фактом, что ее отец, которого она когда-то боготворила, не мог выносить ее присутствия и большого разочарования, которое она из себя для него представляла. Она тоже ушла, оставив меня с ними.
Желудок вдруг отяжелел.
— Настолько все плохо?
Он взглянул мне прямо в глаза, и я поняла по выражению, что он не расскажет мне. Но умалчивая об этом, он лишь заставлял мое воображение работать сверхурочно, заставляя чувствовать ничего, кроме ярости к его деду и нужды защитить Марко.
— Нонна — замечательная. Она пыталась спасти то, что еще оставалось… И большая часть семьи по итальянской линии — очень хорошая. К сожалению, у меня не получилось жить у них.
— Значит, ты попал в неприятности, и тебя отправили сюда к дяде?
Он кивнул и скрыл свое красивое лицо за хмурым взглядом.
— Старший мамин брат. Тетя Гэбби — наполовину шотландка, наполовину итальянка, но отец ее — уроженец Чикаго. Она приехала погостить сюда много лет назад, и дядя Джио влюбился в нее. Они вместе решили открыть ресторан; ее родители вложились, он переехал с ней сюда, и так появился ресторан «У Д'Алессандро».
Между нами повисла тишина, и я вдруг почувствовала себя неловко от того, что прикасалась к нему. Я опустила руку и облокотилась на скамейку. Осмотрев его вытянутые ноги, я подумала, что если бы он хотел, то мог отбиться. Но он не стал. Из уважения или нежелания опускаться до уровня дяди — я не знала. Знала лишь, что желание заботиться о нем возросло еще больше.
— Поэтому ты написал мне? — Мой голос прорезался в тиши садов.
— Не-а. Я написал тебе, чтобы побыть вместе. Поговорить.
Я слегка засмеялась.
— Ты? Поговорить?
Я почувствовала теплоту при виде его усмешки.
— Да. Уже вот как говорю, разве нет?
— Полагаю, что так. Правда, ты больше слушаешь, чем говоришь.
— Неважно. — Он покачал головой, все еще улыбаясь.
Желая, чтобы он не прекращал улыбаться, я попыталась упростить разговор.
— Ну, раз ты сказал «поговорить», то тогда я разговорю тебя.
— Серьезно?
Я кивнула, отворачиваясь и растягивая руку вдоль спинки скамейки. Марко немного повернулся в мою сторону.
— Дай подумать… так. Какая твоя любимая песня?
— «Dirt Off Your Shoulder» — Jay Z.
Я залилась в смехе, отчего он только шире улыбнулся.
— Ты врешь.
Он пожал плечами.
— Серьезно? Любимая песня?
Марко вздохнул, потирая рукой голову.
— «Hurt» группы Nine Inch Nails.
— Никогда не слышала ее. — Но определенно проютубю, когда приду домой.
— Она — классная. Правда. — Он повернулся так, что сидел уже ко мне лицом. — Сосед Нонны умер, и в его дом переехал сын. Он был большим фанатом Nine Inch Nails; включал музыку на полную, нервируя этим Нонно и еще половину соседей. Когда мне было двенадцать, дед послал меня сказать этому чуваку вырубить музыку. И когда я пришел, играла эта самая песня. Раньше я никогда не придавал большого значения словам до того момента. Не понимал, что они могут быть неким письмом, адресованным тебе… которое дает понять, что ты не один.
По какой-то причине у меня на глазах выступили слезы. Я никогда не хотела защитить кого-то так, как его. Я подумала, что если он увидит, то возмутится. Но сидя рядом с ним и смотря в его глаза, я понимала, что Марко мог догадаться, что я чувствую по отношению к нему. На этот раз он не ушел. Напротив, его выражение смягчилось, взгляд потеплел.