Выбрать главу

Я ужасно хотела, чтобы он меня поцеловал.

Но я не могла сказать то же самое и про него. Мне было уже пятнадцать ростом около ста семидесяти пяти сантиметров. Мальчики в школе стали уделять мне больше внимания, как только у меня появилась грудь с округленными бедрами. Но я не знала, замечал ли это все Марко.

Он удивлял меня на протяжении прошлого года. Марко не был самым болтливым человеком на планете, но был терпеливым к моим вопросам, даже когда и не отвечал на них. Он не был прочь поболтать о книгах, которыми я увлекалась, и музыке, которую я слушала. Казалось, он даже был в этом заинтересован.

Он также и выслушал меня, когда я рассказала ему о самой тяжелой ситуации, которая произошла с семьей. Когда мне было тринадцать, старшей сестре, Элли, диагностировали опухоль головного мозга, и, хоть она и оказалась доброкачественной, все это сильно напугало нас. Как и операция, которую она должна была перенести. Я никогда об этом ни с кем не разговаривала или о том, как это повлияло на меня, но Марко выслушал меня, и его безмолвие даже как-то грело мне душу.

Я осознала, что он был для меня задушевным другом, и также обнаружила, что Марко не так уж и плохо учился. Хотя у некоторых из его друзей возникали проблемы в школе, то он же, напротив, вел себя тихо и старался не попадать в эти драмы. Из-за его роста и массивности студенты вели себя с ним настороженно. Но внешность и тот факт, что он был американцем, сделали его популярным. Из-за чрезмерной задумчивости все считали его крутым, и благодаря всем этим качествам он пользовался уважением. Я знала, что он не был типичным плохишом, несмотря на распространенные слухи. Он хорошо учился и ходил к репетитору. В прошлом году он сдал экзамены по таким дисциплинам, как дизайн и технологии, математика и физкультура. Также, благодаря помощи репетитора, по английскому языку он получил приемлемые оценки.

— Почему на этот раз опоздала? — спросил он.

Я пожала плечами, не желающая разговаривать о том, что я была неудачницей по жизни.

— Я должен беспокоиться?

Тот факт, что он, возможно, заботился обо мне, заставил меня размякнуть.

— Нет. — Я немного улыбнулась ему.

— Ты действительно не хочешь мне рассказать? — Марко посмотрел на меня возмущенно.

Я хихикнула, пиная камушек в сторону.

— Ты сам мне ничего не рассказываешь.

Казалось, Марко попытался это переварить.

— Ну, что ты хочешь знать?

Решив, что сегодня был отличный день для того, чтобы испытать храбрость, я рискнула.

— Почему ты не говоришь о своей семье?

Он взглянул на меня со взглядом, будто говорящим «я думал, до тебя уже дошло».

— У меня не получается ладить с ней, — признался он.

— Со всеми? — Сама я росла в любящей семье, и мысль о том, что Марко не был из такой, никак не уживалась у меня в голове. Я знала, сколько счастья принесла мне моя семья. И я хотела, чтобы Марко также был счастлив.

— Возможно, с Ноннай10, бабушкой, — ответил он. — Но не с Нонной, дедом. И не с дядей, Джио. Жена у него хорошая, а вот он сам — не очень.

Мне не понравилось то, что я услышала, и захотелось узнать об этом еще, но я услышала от него намного больше, чем я раньше пыталась вытянуть из него, поэтому решила не испытывать судьбу.

— Я опоздала, потому что подслушивала дискуссионный клуб. Учитель по политологии предложил мне вступить в него в начале года. Я отказалась и теперь жалею об этом. Мне нужно отрастить яйца, Марко. — Я вздохнула.

— Они у тебя уже есть. Тебе просто нужно научиться ими пользоваться. Всего-то избавиться от застенчивости, которая засела у тебя в голове.

— И когда это ты стал таким умным?

Марко фыркнул с усмешкой и остановился, что и я сделала. Глаза немного расширились от его пристального взгляда.

— Ты — первый человек, который мне это сказал. — Он помотал головой. — Я — не такой уж и умный, Ханна.

Игнорируя мурашки, которые пробегались по позвоночнику каждый раз, когда он произносил мое имя, я бросила на него неодобрительный взгляд и обошла его, чтобы усесться на ступеньки здания, выполненного в Георгеанском стиле, рядом с которым мы оказались. Я посмотрела на него, будучи полностью серьезной.

— Необязательно быть начитанным, чтобы стать умным, Марко.

Он смотрел на меня несколько секунд, затем вздохнул и уселся рядом со мной на ступеньку. Рукой он задел мою, отчего в том месте начало гореть и пронзать меня жаром. Щеки предательски покраснели, но Марко не заметил этого. Он всматривался в улицу, казалось, потерянный в раздумьях.

— Ты думаешь, я — умный? — наконец спросил он тихо.

— Да, — ответила я без всяких сомнений.

Конечно, я думала, что он — умный. И талантливый. И что-то большее, чем он мог осознавать.

— Не думаю, что сказал тебе что-то умное. — Его губы дрогнули.

— У тебя очень сухое, тонкое чувство юмора. И ты понимаешь мои шутки, — громко заявила я, пихнув его локтем. Когда он заулыбался в ответ, я продолжила: — Ты всегда думаешь, прежде чем сказать. Даже некоторые умные люди не знают, как этому научиться.

Он осмотрел меня, и все мои внутренности перевернулись, будто я сейчас была на американских горках. Мы никогда не были так близки прежде.

— Могу поспорить, родители говорят тебе о том, что ты — умная все время, — пробубнил он.

— Ага, они хотят, чтобы я в себя верила.

— Это хорошо. Ты должна поверить в себя.

В этот самый момент я сделала спонтанное решение, отчего ладони вспотели, а кровь прилила к ушам.

— Думаю, что вера в себя означает быть смелой в чем-то.

Прежде, чем Марко смог ответить на это, я наклонилась вперед и прижалась губами к его. Сердце колотилось в груди так сильно, что я едва могла слышать хоть что-то, кроме сердцебиения. Марко впал в ступор от моего поцелуя, но я не отпрянула. Напротив, я прижалась еще сильнее. После нескольких мгновений, я почувствовала горячую руку на своей талии, а его губы задвигались в такт с моими.

Я не успела почувствовать облегчение или триумф, потому что он целовал меня в ответ, беря на себя контроль и сводя мои гормоны с ума. Мне стало жарко, губы покалывало, и все, чего я хотела, это утонуть в его объятиях и чувствовать его прикосновения по всему телу.

Потеряв контроль над разумом, я положила одну руку ему на колено, а другой обхватила его затылок.

Марко сильнее сжал мою талию, отчего я невольно вздохнула, издавая еле слышимый звук. Почти сразу же я почувствовала его язык у себя во рту и неожиданную волну похоти, которая возрастала у между меня ног, заставляя дрожать от шока.

И в таком состоянии меня вдруг оттолкнули.

Марко резко встал. Я взглянула на него, тяжело дыша и наблюдая, как он провел руками по коротким, темным волосам, прикрывая лицо. Затем он опустил их, открывая моему взору напряженное выражение с недоверчивым взглядом.

Прежде, чем я смогла выронить хоть слово, Марко спустился со ступенек и исчез в конце улицы.

∙ ГЛАВА 4 ∙

Как только прозвенел звонок, на класс обрушились бурные возгласы. Стулья заскрежетали по деревянному полу, тетради были убраны в рюкзаки, и друзья, разлученные моим планом посадки, воссоединились вновь и направились к выходу.

В начале лета я окончила годовой курс по педагогике и вот уже два месяца находилась на испытательном сроке длиною в год. Как только он закончится, я стану полностью высококвалифицированным преподавателем. Но после мне предстоит самое сложное — найти работу на постоянной основе.

Я уверена в том, что делаю, но однажды кто-нибудь напомнит мне о том, что я не набралась опыта, на что отреагирую панически. Я не могу позволить неуверенности взять над собой контроль и определенно не могу позволить случиться этому перед кем-то. Дети, они как хищники — если увидят хоть намек на слабость, то воспользуются этим.

Я посмотрела на Джаррода Фишера, как он неторопливо собирал вещи. Его друзья, два проблемных ребенка в этом классе, ждали рядом у парты. Я слышала, что они подражали Джарроду, но на моих уроках он сидел тихо, хотя именно его товарищи и вели себя, как неугомонные сорванцы. Однако другие учителя часто жаловались на то, что Джаррод мог плохо влиять на детей, так как непристойно ругался, пререкался и срывал уроки.

Мне было интересно, что вовлекало его в конфликт с другими учителями. Порой он вел себя дерзко, но агрессивно — никогда.

— Джаррод, можешь подойти ко мне, пожалуйста? — попросила я, а его друзьям жестом дала понять выйти из класса и оставить меня с ним наедине.

Как обычно они проигнорировали меня, посмотрев на главаря.

И как обычно я не дала им спуску.

— Мальчики. Вышли. Сейчас же.

Они одарили меня испепеляющим взглядом, но повернулись и вышли из класса. Джаррод встал, потягиваясь, взял рюкзак и медленно направился ко мне с кривой усмешкой на губах. В свои пятнадцать ростом он был уже выше ста восьмидесяти сантиметров. Смуглый и светлоглазый, он сильно напомнил мне кое-кого из прошлого, как только впервые вошел в мой класс. С тех пор, как я обнаружила то фото два дня назад, сходство казалось более выраженным. Конечно, он был не таким задумчивым, но, возможно, все же злость скрывалась под этим дерзким очарованием. Очень трудно не задаваться вопросом, что послужило причиной проявления агрессии в таком юном возрасте. Еще труднее не обращать на это внимание и просто учить его английскому.

— Что случилось, мисс Николс? — Он сгорбился над столом, ведя себя со мной полностью непринужденно.

— Завтра я раздам начатые черновики ваших проверенных эссе и хочу сообщить, что твоя работа — исключительно хороша. — Я его изучала, зная, что во взгляде можно увидеть что-то большее, чем дерзкого мальчишку. Что-то должно было быть. Я знала это, особенно после того, как прочитала его замечательное сочинение о младшем брате. — Ты очень проницательный, Джаррод.

Его глаза чуть округлились.

— Серьезно?

— Я написала несколько замечаний. Ты можешь просмотреть их завтра. Я просто хотела сказать тебе, что сочинение мне очень понравилось. — Я одарила его понимающим взглядом. — Если бы ты также работал на уроках, ты бы достиг хороших результатов. Тебе пора подумать о выборе университета11.

Искорка, которая появилась от похвалы, погасла в глазах. Он дерзко ухмыльнулся.

— Зачем бы мне это делать? И зачем мне быть паинькой?

Я укоризненно на него посмотрела.

— Джаррод.

Он пожал плечами.

— Они достают меня. Мистер Рутерфорд нарочно издевается. Я не собираюсь просто сидеть и терпеть это.

Не знаю, было ли это правдой или нет, но каждый раз, когда мы пересекались, мистер Рутерфорд доставал меня. Поэтому я не нашла слов, которые бы опровергли мысли Джаррода.

Вместо этого, я пошла по иному пути.

— Не ругайся больше. И я никому не позволю встать на пути твоего светлого будущего. Ты действительно смышленый парень. Прими это к сведению.

— Раз вы так считаете, мисс Николс.

— Да, я так считаю. Возможно, и другие учителя это поймут, если ты не будешь умничать, как засранец.

Он наклонил голову в сторону.

— Вы только что ругнулись? — съязвил он.

Зная, что у меня могут быть неприятности, если он доложит, я мысленно себя прокляла. Иногда мне было трудно разграничивать преподавание в школе и на курсах. Если я ругалась на курсах по неграмотности, то это не было проблемой. Но перед подростками? Совсем непрофессионально.

Я невинно покачала головой.

— Не припомню такого, нет.

Джаррод засмеялся.

— Послушайте, вы не похожи на других учителей. Они невосприимчивы к моему очарованию. В этом и проблема. Конец истории.

— Ох, Джаррод. — Я посмотрела на него притворно-жалостливым взглядом. — Я не очарована тобой. Ты не такой уж и очаровательный. Вот что в тебе меня приятно удивляет, так это твои способности.

— Как скажете, мисс. — Он подмигнул мне и вышел из класса с важным видом, будто вся жизнь казалась ему одной большой шуткой. Но это было притворством. Я видела, что скрывалось за его чушью.

Хотя я чувствовала, что нашла к нему подход, я очень беспокоилась, смог ли мой совет и одобрение проникнуть через барьер, который он воздвиг вокруг себя. Я прекрасно знала, почему люди закрывали себя от других стеной. Она была нужна порой, чтобы держать остальных подальше, чтобы не позволить им стереть последние капли клея, который удерживал вместе неотъемлемые кусочки души… но временами надо понимать, когда сносить эти стены, чтобы впустить тех людей, которые склеят эти же кусочки воедино.

Возможно, у меня бы появилась хорошая возможность достучаться до Джаррода, если бы и я усвоила эту разницу. С ранних лет я осознала, что теорию и практику разделяла большая пропасть.

Иногда я не могла подняться выше теории.

На то были свои причины.

Я нагнулась вниз за сумкой и начала складывать вещи, чтобы поскорее отправиться домой и усесться за проверку работ. Запихивая папку в сумку, я услышала, как что-то погнулось и поняла — я смяла фотографию.

Дрожащими руками найдя фото, я разглаживаю его кончиками пальцев. Почему я сохранила его? Зачем притащила в школу?

Я уставилась на фото, где я — молодая, уверенная, романтичная шестнадцатилетняя девушка — улыбаюсь на камеру, делая селфи с другом, Марко — парнем, в которого была безумно влюблена. И я недоумевала уже в который раз, куда же эта версия меня делась?

Было забавно… Мне порой казалось, что я позабыла о снимке из-за Марко, и думала, что не вспомню о фотографии, пока не встречу его вновь.