Замок открылся от моего прикосновения, но с таким натужным скрипом, что я вздрогнула. Дверь послушно распахнулась, я вошла в помещение, которое некогда служило мне домом. Новым домом, где пришлось выстраивать новую жизнь, так непохожую на предыдущую.
В нос ударил запах сырости и плесени. Повсюду лежал толстенный слой пыли, под потолком дремала летучая мышь. Слезы встали в горле колючим комом – ладно, было и прошло.
Стараясь больше не смотреть на следы запустения, я подошла к печи, нашла нужный кирпич, начертила на нем кусочком угля нужную руну.
Кирпич отъехал в сторону, открыв нишу. С опаской (вдруг там гадюка поселилась?) сунула руку и извлекла приличных размеров сверток, за которым и пришла. Развернула мягкую кожу, проверила – всё на месте.
И уже не оглядываясь, ушла, не удосужившись закрыть дверь, – чем быстрее домик разрушится окончательно, тем лучше для меня. Появилась мысль всё сжечь, но до Типина всего полторы версты, набегут с вёдрами, ручей-то вон, рядом совсем, а мне шум ни к чему.
До заката я успела заглянуть к тёте. Старое селянское кладбище раскинулось в пролеске за пригорком. Могилка заросла, но в этот раз у меня не было времени привести всё в порядок. Я сунула сторожу несколько мелких монет, чтобы он все сделал сам.
Постояла с ней, поговорила…
Все же это она меня спасла – в мальчиковой одежде провезла через границу. В отличие от других членов семьи, ее лица никто не знал, да и то, что она гостила у нас, когда все случилось, никому из ныне живых известно не было.
Сестры Кёрти похожи, а я похожа на маму, так что все принимали меня за дочь Сияны.
Впрочем, здесь ее знали как Дарэну. Имена ведь тоже пришлось поменять. Я свое просто сократила от звучного «Ясмия» до скромного «Мия», а тетя Сияна взяла имя бабушки по материнской линии. Учитывая пережитое, в горькой насмешке над судьбой мы назвались Погорельскими.
Жилось нам неплохо. В Типине всегда была работа, без куска хлеба мы не сидели. Потом мальчишка принес болотный мор. Тётя выходила его, не допустила распространения заразы – магия исцеления давалась ей лучше всего. Только себя излечить она уже не сумела.
А через луну после похорон в заповедник нагрянула королевская охота. Придворные пажи, молодые дворяне на роскошных лошадях, своры породистых гончих. Шальной олень с огромными от страха глазами вылетел мне навстречу, а за ним следом – стрела, она попала мне в плечо. Теряя от боли сознание, я смутно запомнила лишь чьи-то испуганные серые глаза…
Потом – госпиталь и школа. Кто-то заплатил за все годы обучения вперед. Мне было четырнадцать, я осталась одна на всем свете, а тут появился кров, пища и интересная учеба, и я решила изображать деревенскую девочку, так удачно подставившуюся под стрелу неизвестного аристократа.
Я положила на холмик букет первоцветов. Подумала и наложила на него легкое заклинание неувядания. Потом попрощалась с тётей и пошла забирать Колокольчика.
От широкого жеста владельца харчевни (переночевать с сезонной скидкой в компании клопов и тараканов) я отказалась – погода стояла хорошая, переночую где-нибудь под сосенкой в Заповеднике – не впервой.
Я любила Заповедник – сосновый бор с примесью маленьких елочек, ковер сухой хвои под ногами. Остановилась у ручья, расседлала и привязала Колокольчика, сварила нехитрый ужин и с чистой совестью легла спать.
А вот утро началось нестандартно.
Я проснулась оттого, что кто-то неподалёку насвистывал песенку. Мелодия знакомая и симпатичная, я ее знала. Там еще слова такие забавные, про пастушка и пастушку, которые, поглощенные друг другом, напрочь забыли о вверенных им овцах.
Примерно одно деление я соображала, не птичка ли это чирикает, а когда всё поняла, то подпрыгнула, как на пружине, мгновенно распахнув глаза. И тут же плюхнулась обратно. Ущипнула незаметно себя за ногу. Нет, не сон. Хотя очень похоже на мои сны в последнее время. От неожиданности я ляпнула:
– А ты что тут делаешь? – и осеклась.
Ой! Разговариваю с ним, будто мы старые друзья, а он-то обо мне понятия не имеет, к тому же он – принц, еще как арестуют за неуважение к короне.
С другой стороны, его титул на лбу не написан, к моему счастью титулы вообще редко на лбах пишут, так что я знать его в лицо не обязана.
Вот его отца – это да, его каждый подданный в лицо знает, у меня самой в кармане несколько таких портретиков, отчеканенных на серебре и меди. А делать монеты с королевскими третьими сыновьями еще ни одно государство не додумалось.
Так что передо мной неизвестный молодой человек благородного, правда, происхождения (вот это как раз на лбу написано), что, впрочем, все равно не дает мне права ему «тыкать».
Принца, однако, ситуация откровенно забавляла:
– Прелестно! – усмехнулся он. – Вообще-то вопросы здесь задаю я. Кто ты и что делаешь в королевском Заповеднике с оружием? Здесь только королевские охоты разрешены.
– Оружие?!!
Точно! У меня же лук с собой, правда, со снятой тетивой и в чехле.
– Вы из лесного дозора и арестуете меня за незаконный сон под королевской сосной? Оружие, кстати, для самообороны, вдруг нарвусь на грабителей или других каких подозрительных граждан, а так, вообще, я до Риза еду, и единственный объект моей охоты – копченый окорок. Могу угостить.
Эстан улыбнулся. Рада, что ему весело. Потому что у меня ощущение, что я несу полнейшую ахинею.
– Как Ваше имя, грозная воительница, странствующая по лесам Тальсска?
– Ми…ня Золушкой зовут, – ляпнула я. На всякий случай. Да и зачем ему мое имя?
Эстан расхохотался:
– Серьезно? Тогда меня зовут… Кир Рабаз… Точно! Маркиз Кир Рабаз. Мы тут с принцем Эстаном и другими придворными приехали уток пострелять, они на озере, а я прогуляться решил.
– Приношу свои извинения, маркиз, мне как дочери простого охотника не следовало разговаривать с Вами в таком непочтительном тоне. К сожалению, реверанс в брюках делать проблематично, но я постараюсь! – я не поленилась, встала и присела, вместо юбки использовав полы костюма для верховой езды – кстати, вполне приличное одеяние, из зеленого бархата, приятельнице купили родители, да маловат костюмчик оказался, вот и уступила мне его по сходной цене. – Простите, Света ради, сирую и убогую.
– Знаешь, Золушка, уж слишком гладкая у тебя речь для дочери простого охотника.
Тут я заметила, что в руках у него сухие ветки, которые он, видимо, собирал по округе, пока не обнаружил нарушителя. А теперь он уселся и принялся разводить костер. На моей поляне! Правда, я вовремя припомнила, ЧЬЯ это поляна на самом деле.
– Воды принесешь? Чаю захотелось! – сунул он мне мой же собственный котелок.
Я послушно потянулась за котелком, нечаянно скользнув пальцем по его руке. Словно искра проскочила! Я вздрогнула и испуганно глянула на него. Озорные серые глаза смотрели на меня очень внимательно. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, отдернула руку и очень быстро потопала к ручью.
В этот момент со стороны озера долетел звук охотничьего рога. «Кир Рабаз» вздрогнул, свистнул, из подлеска выбежал лохматенький рыжий конек, принц вскочил в седло и развернулся в сторону охоты.
– Осторожно тут, – бросил он мне на прощание, – не дай Свет под шальную стрелу попадешь, еще руку прострелят или плечо, – и исчез за деревьями по едва заметной тропе.
А я стояла, как дура, с пустым котелком в руках и размышляла, что он имел в виду, и почему при наших встречах все время присутствует эта идиотская посудина.
***
Диплом я защитила, но оставалось еще сдать несколько экзаменов по практическим навыкам.
Остро вставал вопрос о выпускном платье. Денег у меня не было. Точнее, были, но в Тилисске, у ростовщика. А в Ризе я жила на стипендию и случайные заработки. Нужно было срочно раздобыть средства на новое платье, выпускной через две недели, а наряд еще шить придется.