Летая на воздушных кораблях «Илья Муромец» — это были первенцы русской бомбардировочной авиации, — красный военлет Батурин наносил удары по кайзеровским войскам под Псковом и Ригой, бомбил скопища деникинской конницы под Тулой, бил белополяков под Минском. Тогда ему здорово везло: экипаж обрушивал меткие бомбовые залпы на голову врага и всегда возвращался на базу целехоньким. «Да, нелегко приходилось, — подумал комдив. — И ведь выстояли! Неужто сейчас не одолеем этого фашиста проклятого?»
И как бы в ответ на мысли полковника загудели, набирая силу, десятки самолетных моторов. Словно в ознобе, задрожала земля. Батурин ревниво вслушивался в могучий грохот машин. Его натренированный слух чутко улавливал каждую нотку. «Нет, не уснуть теперь», — подумал комдив. Он быстро встал, надел сапоги, поправил обмундирование и вышел из помещения.
В назначенное время Батурин прибыл к месту сбора летного состава. Здесь уже были майор В. К. Юспин и заместитель командира полка по политчасти батальонный комиссар С. В. Ершов. Три эскадрильи выстроились в линию. В первой шеренге стояли летчики, во второй — штурманы, в третьей — радисты, за ними — воздушные стрелки. Их было совсем немного. Лишь на новых по тому времени самолетах ДБ-ЗФ (Ил-4) входили в боевой расчет воздушные стрелки. Размещались они в фюзеляже, прикрывая огнем пулеметов заднюю полусферу. А мы летали тогда на «аннушках» — старых машинах ДБ-3А — без воздушных стрелков. Правда, перед самой войной Ил-4 стали поступать и в наш полк.
На построении я стоял за своим командиром экипажа старшим лейтенантом Г. В. Стогниевым, справа от меня — замполит нашей эскадрильи Павел Павлович Павловец, он летит на разведку с летчиком Н. С. Ленькиным. Слева — штурман Ф. С. Неводничий с лейтенантом В. И. Щербиной. Они о чем-то вполголоса спорят, слышны только отрывки Фединых фраз: «Все будет хорошо, надо лучше держаться в строю...»
Раздалась команда «Смирно!». И сразу все замерло на площадке. Выслушав рапорт Юспина, полковник поздоровался с летчиками. Последовала команда «Вольно!».
После некоторой паузы Батурин, обратившись к экипажам, громко спросил:
— К выполнению задания готовы?
— Готовы! — ответил за всех Юспин. И тут же добавил: — Ведущим полковой группы идет капитан Голубенков со штурманом Шведовским.
— Добро! — сказал командир. Он прошелся вдоль строя, пристально всматриваясь в лица летчиков. Потом остановился посредине и так же громко продолжал: — В прошлую ночь пятнадцать лучших экипажей вашего полка произвели первый успешный налет на порт Кенигсберг, двенадцать экипажей 200-го полка — на Данциг. Врагу нанесен ощутимый урон. Но сегодня обстановка на фронте резко изменилась, поэтому меняются и наши задачи; вместо бомбовых ударов по крупным военно-промышленным объектам противника нам предстоит вести борьбу с танковыми и механизированными соединениями гитлеровцев. Думаю, что эта задача временная и крайне необходимая...
Строй замер, слушая комдива. А до нас, казалось, доносятся глухие раскаты артиллерийской канонады, от которой содрогается земля. Я вижу, как у Василия Щербины шевелятся от волнения губы. А Федя Неводничий, как всегда, невозмутим. Он тихонько жмет руку Василия: «Не надо волноваться, Вася!»
А полковник Батурин продолжал:
— Против Северо-Западного фронта, где нам приказано действовать, враг бросил из района Тильзит, Инстербург большое количество отборных дивизий, среди них много танковых. Наши наземные войска ведут с противником тяжелые оборонительные бои. Они ждут вашей помощи, вашей поддержки, товарищи. — Командир на минуту умолк, еще раз обвел взглядом суровые лица летчиков и воскликнул: — Бейте нещадно проклятых фашистов! Помните, ни один мерзавец не должен уйти живым с нашей священной земли!..
Батурин, покрасневший и взволнованный, подошел к Юспину, что-то тихо сказал. Виталий Кириллович тотчас вышел вперед и твердо произнес:
— Через десять минут экипажам капитана Репкина, старших лейтенантов Ленькина и Богачева вылететь на разведку. Остальным находиться на стоянках! Вопросы есть?