А тогда не менее тревожное положение в городе, как и по всей стране, складывалось с хлебом, да и с продовольствием вообще. Мировая житница Россия - и вдруг сама без хлеба. А голод уже настойчиво стучался в двери. Озабоченные нуждой женщины спозаранку, а то и с ночи скапливались в очереди у булочных и продовольственных лавок. Крестьяне, которые в мирное время заполняли рынок и весьма ощутимо поддерживали продовольственный баланс города, теперь съезжались сюда уже для того, чтобы вместе с горожанами выстаивать в очередях и покупать хлеб и другие продукты. Кстати, здесь же происходил обмен новостями, делились последними известиями о положении на фронтах и в стране. Рынок выплеснулся на Дворянскую. Шалопаевка перестала быть прежней Шалопаевкой. [11]
Очень тяжело жила в это время и наша семья. Отец на фронте, а мои вокальные данные, которыми я, как уже упоминалось, существенно поддерживал семью, в силу переходного периода начинали, как говорится, «раскамертониваться». Хор пришлось оставить. Мать с нами, четырьмя детьми, не спала ночами - шила солдатское белье, зарабатывая этим буквально гроши на наше пропитание.
Новый, семнадцатый год не сулил, казалось, никаких улучшений, положение во всех областях жизни резко обострилось. Но во Владимир уже докатывались, получая все более сочувственное восприятие, призывы политических забастовок и стачек Петрограда, Москвы, Нижнего Новгорода, Иванова и других городов. Лозунги «Долой царя!», «Долой войну!», «Даешь хлеба!» зазвучали громким набатом и для далеких вроде бы от политической борьбы владимирцев. Ход событий в городе способствовал этому.
За полторы недели до того как падет самодержавие, точнее, 18 февраля, во Владимире произошел стихийный бунт, который явился как бы прелюдией к восстанию и низложению царских порядков в городе. Не выдержав тяжелых испытаний нуждой, своего полуголодного существования, толпа городских и деревенских женщин с детьми внезапно двинулась в этот день к дому губернатора и, осадив его, начала вызывать его хозяина, выкрикивая требования: «Хлеба!», «Долой войну - верни мужей!». На вызов возмущенных женщин нежданно-негаданно вышел не сам губернатор, а его жена и вместо каких-либо деликатных разъяснений и успокоительных слов бросила в притихшую толпу: «Откуда вы взяли голод? Разве сейчас голод? Настоящий голод бывает тогда, когда люди едят своих детей»…
Только подоспевшая полиция спасла губернаторский дом и его обитателей от разгрома и расправы разъяренных женщин. Но эти страшные; жестокие слова, произнесенные равнодушной к людскому горю губернаторшей, с быстротой молнии разнеслись по городу и близлежащим деревням Владимирщины, накалив обстановку до крайнего предела. Дошли они, конечно, и до солдат гарнизона, недовольство которых существующими порядками становилось все заметнее.
27 февраля пало царское самодержавие. Пламя революции охватывало один за другим главные города России. [12] С опозданием на четыре дня докатилось оно и до Владимира.
Желая удержаться в своих креслах и при новом буржуазно-демократическом государственном устройстве, наместники царизма незаметно, но усиленно перестраивались и подлаживались к новой обстановке. Они предприняли целый ряд предупредительных мер, чтобы предстоящие события не смели их с лица политической жизни.
Первого марта губернатор Крейтон провел совещание губернских руководителей и сообщил о событиях в Петрограде. На другой день у него же обсуждается вопрос об улучшении положения с продовольствием в городе и губернии. В это же время городская дума намечает людей, которые могли бы взять власть в городе на себя, предполагая, что удастся все дело свержения самодержавия свести только к смене вывесок.
Пожалуй, только командующий Владимирским гарнизоном генерал Гамбурцев наиболее реально оценивал обстановку. И он принял весьма действенные меры по предупреждению надвигающихся событий. Узнав о предполагаемом приезде во Владимир вооруженной делегации восставших солдат Москвы в ночь на 3 марта, Гамбурцев приказал 82-му запасному полку выделить патруль для ее ареста и разоружения на вокзале и одновременно устанавливает особый режим в частях гарнизона. Кстати, ожидавшаяся делегация во Владимир не прибыла, да и надобность в ней отпала, поскольку 3 марта во Владимире произошел революционный переворот. Высланный же на вокзал патруль тут же присоединился к восставшим солдатам.
События во Владимире развивались не так, как планировали бывшие его властители и их главная опора - генерал Гамбурцев. В ночь на 3 марта первыми вышли на улицы спящего города те, кто уже испытал на себе все ужасы империалистической войны. Это были солдаты команды выздоравливающих, насчитывавшей в то время около 800 человек. Первый штурмовой отряд под руководством солдата Карманова и писаря воинского начальника старшего унтер-офицера Кокурина двинулся прямо к дому губернатора, чтобы сразу же арестовать царского наместника. По пути к отряду присоединилось дежурное по гарнизону подразделение из 668-й дружины.
Как рассказывает непосредственный участник этих [13] событий Дмитрий Карманов, у дома губернатора никакой охраны не было, но неожиданно для всех у освещенной входной двери особняка, как часовой, возник полицмейстер, который здесь же и был арестован, а вслед за ним, уже в самом доме, - и губернатор. При аресте губернатор не оказал никакого сопротивления, только удивленно промолвил: «Ведь я присоединился к новому правительству!»
Стояла еще глубокая ночь, а революционные события происходили в мартовском Владимире прямо-таки с калейдоскопической скоростью. Вслед за арестами губернатора и полицмейстера Иванова подверглись разоружению и разгрому ближайшие полицейские участки, были заняты городская управа, почта и банк. Солдаты команды выздоравливающих и 668-й дружины действовали уже объединение. Количество восставших к рассвету достигало почти 1000 человек.
Однако нельзя еще было сказать, что с царским режимом во Владимире уже покончено. Оставалось неизвестным, каковы политические настроения основных сил гарнизона, 82-го и 215-го запасных полков, вместе с которыми общая численность военного контингента города к этому времени доходила, по свидетельству Карманова, до 20-25 тысяч человек. Кроме того, командующий гарнизоном генерал Гамбурцев, несмотря на февральские события в Петрограде, еще твердо стоял на верноподданических позициях и в соответствии с секретным предписанием именно 3 марта готовился направить значительные силы Владимирского гарнизона для участия в подавлении восстания в Москве. Он также отдал приказ об отмене всяких увольнений солдат в город и переводе всего офицерского состава на безотлучное казарменное положение; по его распоряжению в город должны были быть посланы усиленные команды и отдельные подразделения для освобождения губернатора, охраны полицейских участков и захвата главнейших, ключевых объектов. В частности, для выполнения последней задачи предназначалась в полном составе учебная команда 82-го запасного полка во главе с полковником Штинским.
И вот на рассвете 3 марта, когда все эти предписания генерала Гамбурцева начали было приводиться в действие, навстречу всем его специальным отрядам, по пути к казармам, уже двигалась возглавляемая перешедшим на сторону революции прапорщиком Каном колонна [14] восставших солдат. И вопреки расчетам командующего гарнизона, при встречах с ней - после коротких, но откровенных диалогов - солдаты тотчас разоружали своих офицеров и сами пристраивались к колонне восставших. Обращение с простыми и доходчивыми словами: «Товарищи, мы против царя и против войны. Присоединяйтесь к нам!…» - действовало безотказно. Колонна восставших, разраставшаяся за счет присоединяющихся к ней солдат и горожан, продолжала свой путь под оркестровые звуки «Марсельезы» и приходившей ей на смену революционной песни «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…».
Кто первый запел эту популярную песню революции, нельзя сказать точно, но при подходе к казармам ее уже знали и пели почти все. Пел во весь голос эту песню я я, бывший солист архиерейского хора, лихо вышагивающий вместе с другими мальчишками впереди колонны, совсем рядышком с бравым прапорщиком Каном.