Для учения я сформировал две команды, которым предстояло как можно быстрее добраться до брошенной за борт картонной коробки (своего рода муляжа человека, упавшего за борт). Первая команда с заданием справилась. Как только после возгласа «Человек за бортом!» картонную коробку бросили в воду, члены этой команды надули динги и, спустив лодку на воду, завели подвесной мотор и помчались к коробке, которая к тому времени успела затеряться в волнах, отстав от нашего корабля на добрые полмили. Однако коробку нашли и подняли из воды.
Вторая команда допустила серьезные промахи. Питер и Мухаммед, члены этой команды, плохо закрепили в динги деревянный настил, а когда лодку спускали на воду, наклонили ее, и настил упал в воду, после чего быстро отстал от судна.
— За настилом! — воскликнул я. — Выловите его!
Деревянный настил придавал лодке жесткость, без чего запустить подвесной мотор не представлялось возможным. Питер и Мухаммед сели в лодку и, яростно работая веслами (каждый своим) погребли по направлению к оказавшемуся в воде лодочному настилу. Между тем «Сохар», подгонявшийся ветром, продолжал быстро идти вперед, хотя стоявший у руля Трондур предпринимал героические усилия, чтобы застопорить ход. Расстояние между судном и динги стремительно возрастало. Питер и Мухаммед гребли что есть силы, но лодка, рассчитанная на моторную тягу, двигалась медленно. Ко всем бедам прибивалась новая: у Питера сломалось весло, и все же настил выловить удалось.
Все это время мы мало-помалу травили трос, привязанный к лодке, постоянно наращивая его, а чтобы подтащить лодку к судну после извлечения из воды лодочного настила, понадобились усилия двенадцати человек. Проведенные учения наглядно продемонстрировали, что, если член нашего экипажа окажется за бортом, спасти его шансов мало. После того как учения завершились, Джон Харвуд, наблюдавший за ними с марса[37], еще более утвердил меня в мысли, что шансов спасти упавшего за борт крайне немного. Джон сообщил:
— Лодку Мухаммеда и Питера все время сопровождали две большие акулы. Одна — около трех метров длиной.
В тот день произошло и другое событие, к немалому удовольствию Эндрю, морского биолога, который до появления на борту владельца торпеды взялся следить за ее наполнением. Однако морские уточки, видно, были себе на уме, и торпеду избегали. Зато они прицепились к тросу с петлей, тянувшемуся за судном, где их Эндрю и обнаружил. Он пояснил, что до сих пор полагалось, что выводки этих ракообразных встречаются только в заводях, а отнюдь не в открытом море. Видно, он сделал подлинное открытие, ибо целый день ходил именинником. Эндрю оставил уточек на облюбованном ими месте, чтобы наблюдать за их ростом, периодически проводя необходимые измерения. Однако через несколько дней, выбрав трос в очередной раз, чтобы обследовать уточек, он неожиданно пришел в ярость, испустив неистовый крик:
— Скотина! Прожорливая скотина!
Мы поспешили к Эндрю. Он держал в руках мокрый трос и остервенело тыкал в него кофель-нагелем[38]. С троса соскочил краб и, оказавшись на палубе, бросился наутек.
— Он сожрал половину уточек! — Эндрю издал возглас, похожий на грохот взорвавшегося вулкана. — Прожорливая скотина! Я ему покажу! Где он?
Началась охота. Собравшиеся матросы, вооружившись кофель-нагелями, ножами и даже черпаками, позаимствованными у кока, стали искать невесть куда сбежавшего краба. Наконец преступник был пойман.
— Ты ответишь за все! — возбужденно произнес Эндрю, завладев крабом. — Понесешь наказание: послужишь науке. Я тебя заспиртую.
Краб, удобно устроившийся в щели около киля и время от времени делавший вылазки, чтобы позавтракать уточками, разместившимися на тросе, оказался не единственным безбилетником на «Сохаре». Во впадине под планширем обосновались сверчки, на которых обратил внимание Терри, инженер звукозаписи.