Наталья. Нет, мы решили не говорить. Он всегда был очень мнителен, а сейчас особенно. Фанатически намерен ехать в Нью-Йорк продолжать турне. Может быть, ты его отговоришь.
Соня. Я попробую.
Наталья. Пойди к нему. Он знает, что ты приезжаешь. Обрадуется.
Соня кивает, собирается было выйти, но ноги ее подкашиваются, и она рушится на стул у двери. Глухие рыдания рвутся из ее груди.
Соня (рыдает). Я не могу, я не знаю… Как же это? Сереженька, родной мой… Я не могу его видеть, я не выдержу. Я молилась за него каждый день всю жизнь, с самого детства.
Наталья встает, подходит к сестре, берет ее за плечи.
Наталья. Соня…
Соня (обхватывает сестру обеими руками). Наташа, я никогда никого так не любила, как Сережу, я не знаю, как я выдержу.
Наталья, крепко взяв Соню за плечи, поднимает со стула, прижимает к себе.
Наталья. Выдержи, родная моя. Окаменей. Окаменей сердцем, как я, иначе… (Голос ее пресекается, она борется со слезами.)
Соня прячет свое лицо на груди у сестры.
Соня. Как же мы будем?
Наталья. Как прежде в детстве, вдвоем через всю жизнь — верны до гроба… И там, за гробом, вдвоем — верны.
Соня поднимает заплаканное лицо, смотрит на сестру. Лицо Натальи светится той внутренней силой, которая делает его самым прекрасным на земле…
Студия, где стоят два рояля, а на стене карта Советского Союза. Федя Шаляпин стрижет у окна Рахманинова. Соня разбирает корреспонденцию за столом в углу.
Рахманинов. Ты, Феденька, мой придворный парикмахер.
Федя. Вас легко стричь, Сергей Васильевич, «под арестанта».
Рахманинов. Это твой папаша надоумил меня стричься коротко. Когда мы познакомились, я носил длинные волосы, хотел выглядеть романтически, а твой папа говорит: «У тебя не голова, а веник!»
Соня из угла со скорбной нежностью смотрит на седую голову Рахманинова, над которой ловко орудует машинкой Федя.
Рахманинов (продолжает). Он вообще очень заботился о моем внешнем виде. Все ругался, что я кланяться не умею, говорил: «Кланяешься как могильщик». Учить даже пытался, правда безуспешно…
Входит Наталья с пачкой писем.
Наталья. Я это все разобрала.
Рахманинов. И что там пишут?
Наталья. Пишут слова благодарности, вот в этом (она открывает конверт) какая-то русская старушка прислала доллар!.. Несколько ругательных, прямо-таки проклятия сыплют на твою голову!
Рахманинов. Бедная моя голова!.. Осторожно, Федя, у меня над левым ухом родинка.
Федя. Знаю, знаю, Сергей Васильевич.
Наталья. Здесь письмо от советского консула с благодарностью за все…
Соня. А у меня телеграмма от советских воинов… Поздравляют тебя с днем рождения и выражают… «благодарность за помощь бойцам нашей героической Красной Армии, которые грудью своей защищают Родину и дело всего передового человечества от фашистских варваров…».
Рахманинов. Как приятно… как хорошо! (Он вдруг дергается.) Осторожно, Федя, больно!
Федя. Я что, порезал?
Рахманинов. Нет, тут у меня шишка выскочила, и вот тут другая растет, очень болит…
Наталья и Соня обмениваются напряженными взглядами.
Рахманинов (продолжает). У меня, Феденька, какая-то очень редкая болезнь. Наташа, какая, я забыл?
Наталья (с готовностью). Воспаление нервных узлов, Сереженька…
Рахманинов. Вот-вот… Да… А Федор Иванович, папаша твой, хотя был и бас, а кланялся как тенор, умел он это…
В просторном зале на подиуме под портретом президента Рузвельта, торжественный и монументальный, стоит судья районного суда. У стены флаги США и Калифорнии. Перед судьей два эмигранта, принимающих американское гражданство, — Сергей и Наталья Рахманиновы. В зале Федя Шаляпин и Соня. Судья произносит слова торжественной клятвы верности Америке. Рахманиновы повторяют, подняв правую руку.
Судья. Я клянусь в преданности флагу США…
Рахманиновы. Я клянусь в преданности флагу США.
Судья. Одна нация под Богом, неделимая…
Рахманиновы. Одна нация под Богом, неделимая…
Судья. Свобода и справедливость для всех!