Летом Дягилев едет в Стокгольм, так как в это время там проходит Всеобщая художественно-промышленная выставка, приуроченная к двадцатипятилетию восшествия на престол короля Оскара II. Важно отметить, что Сергей Дягилев не перевозит выставку в Петербург из Стокгольма и не создает ее уменьшенную копию, он именно отбирает, опираясь на свой вкус, произведения, которые кажутся ему интересными и которые могут заинтересовать публику в России. Кстати, осенью в «Северном вестнике» он опубликует очень подробную статью под названием «Современная скандинавская живопись» – что это как не пресс-релиз собственной выставки? Или, возможно, продуманная рекламная кампания? Поскольку статья опубликована как обзор на уже закончившуюся выставку, а дягилевское предприятие только открылось, можно предположить, что даты публикации были выбраны не случайно и наверняка были спланированы заранее.
Итак, картины были отобраны, формальности улажены и залы Общества поощрения художеств приняли посетителей. По приглашению Дягилева на вернисаж в Петербург приехал знаменитый шведский художник Андерс Цорн, причем, он остановился у него в квартире на Литейном проспекте, 45 (когда Дягилев был в Швеции, он тоже останавливался в доме Цорна). Художник считал Дягилева выдающимся молодым человеком и в своих автобиографических заметках вспоминал, как радушно был принят в России. Забавно, что это «радушие» несколько иначе помнит Философов: Цорна окружили вниманием и заботой, друзья по очереди дежурили около художника, стараясь обеспечить ему максимальный комфорт, в общем, это все было весьма утомительно и они порядком устали.
В честь Цорна Дягилев организовал банкет на 95 персон недалеко от места проведения выставки в престижном ресторане «Донон» на набережной Мойки, почти напротив Зимнего дворца! Специально для банкета Илья Репин расписал акварелью меню, он же открывал мероприятие торжественной речью. Чтобы поприветствовать Цорна, из Москвы приехали Мамонтов, Серов и Коровин. Дягилев, естественно, подготовил целую речь о скандинавской живописи. Вечер прошел весьма удачно, внимание, которое получил художник в России, несомненно, льстило ему. Единственное, что портило Цорну настроение – бесконечные поцелуи, которыми каждый из почти сотни человек хотел одарить иностранца.
Наверняка сейчас возникает вопрос, почему Дягилев так радел за скандинавское искусство. Почему ему интересно было именно такое направление в выставочной деятельности? Зачем было везти в Россию не самых популярных в Европе художников? Ответ может звучать так: скандинавское искусство в определенный момент своей истории было весьма провинциальным и бедным с художественной точки зрения. Все в один момент изменила Всемирная Парижская выставка 1878 года, которая это наглядно показала. Пресса буквально загрызла несчастных художников, однако они не сломались и не обиделись, а, выучив урок, влились в общеевропейскую живопись. То же самое планировал и Дягилев для художников из России.
Скандинавская выставка закончилась в ноябре 1897 года, а уже в январе 1898-го снова в Музее училища барона Штиглица Дягилев открыл Выставку русских и финляндских художников. Это мероприятие задумывалось как программная демонстрация новых молодых творческих сил. Сергей не раз подчеркивал, что для него будущая выставка имеет некое «символико-политическое значение». Подготовка, как и в случае со скандинавским проектом, была проведена в крайне сжатые сроки.
Дягилев вместе с Философовым успел съездить в Москву, чтобы предложить художникам участие в будущей выставке. Поход по мастерским дал свои результаты: Серов, Нестеров, Коровин и Левитан поддержали затею. Интересно, что при выборе работ последнее слово всегда было за Дягилевым, он проявил себя как настоящий диктатор, не особенно считавшийся с мнением и авторитетом авторов.
Развеской картин он тоже руководил самостоятельно: Дягилев носился по залам, как вихрь, иногда не ложился спать ночью, чтобы все успеть, наравне с рабочими распаковывая ящики, таская картины и перевешивая их по несколько раз, пока не оставался доволен результатом. Рабочие Дягилева побаивались, но уважали и подчинялись ему беспрекословно.
Дягилев позаботился даже о рамах: дубовые или бронзовые, а иногда и белые – они подбирались под каждое произведение отдельно. Стены на выставке были закрыты тканью, которая гармонировала с цветовым настроением каждого представленного художника. Пол перед картинами тоже был затянут сукном.