Во время учебы в университете Сережа не оставляет занятий музыкой: он продолжает брать уроки пения у тети Татуси и готовится к поступлению в консерваторию, штудируя основы музыкальной теории. Помимо уроков с тетей (кстати, именно с ней Дягилев побывал в гостях у Чайковского!), Сережа берет уроки у известного итальянского певца Антонио Котоньи, который работал в Петербурге по приглашению Консерватории. Котоньи, кстати, был очень доволен успехами Сергея и восторженно отзывался о его вокальных данных. Музыкальные устремления Сережи Дягилева не понимала его другая тетя – Анна Павловна Философова, хотя и очень хвалила его пение. Она считала мечты своего племянника о консерватории эгоистичными и недостойными времени, ведь важно думать о народе и решать социальные противоречия, а не витать в облаках, рассуждая об абстрактных теориях или сочиняя симфонии.
Мечта Дягилева о композиторстве чуть позже сбудется: он все таки поступит в Консерваторию в класс Н. А. Римского-Корсакова. Несмотря на некоторые исполнительские успехи в Перми и опыт музыкальных сочинений, талантом композитора, по всей видимости, Дягилев не обладал, о чем ему сразу и было заявлено его же наставником. Обидевшийся Дягилев перед тем, как удалиться, хлопнув дверью, и навсегда оставить попытки сделаться музыкантом, пообещал Римскому-Корсакову превзойти его собственную славу и стать более знаменитым. Как говорится, будто в воду глядел… Хотя на самом деле этот случай можно рассмотреть и под другим углом: у тети Татуси, например, был собственный взгляд на способности племянника: она считала, что критикуют обычно перспективных учеников, тех, кто талантлив и имеет большое будущее. Недюжинные способности племянника были для нее совершенно очевидны. Да и Римский-Корсаков никогда не хвалил своих учеников, даже если ему нравились их сочинения. Когда Игорь Стравинский, тогда еще начинающий композитор, принес ему на урок новую работу, Римский-Корсаков раздраженно обругал его, назвав сочинение выкрутасами и дрянью. А вечером признался жене, что никто из его учеников и вполовину не справится с тем, что он задает Стравинскому. Так что, сделать однозначный вывод относительно музыкального таланта Сергея Дягилева невозможно. Но совершенно точно ясно, что ему была уготована другая судьба.
Регулярные собрания студентов продолжаются, причем теперь не только у Бенуа, но и в квартире Дягилевых на Галерной. Но если у Бенуа в основном беседы-лекции, то у Дягилева – домашние концерты. Из Перми, из отчего дома, в Петербург был переправлен рояль фирмы «Бехштейн», занявший в квартире центральное место. Появление концертного инструмента стало для Сережи одним из самых радостных событий, и он сразу же решает организовать нечто вроде музыкального салона. Об этом мы знаем из сохранившихся писем 1893 года, в которых Дягилев приглашает Бенуа на свои концерты. Собиралось в квартире у Дягилева не более 10–12 человек, исполняли Бетховена, Шумана, Чайковского, Рубинштейна. Начинали обычно в 8 часов, а заканчивали за полночь. Так что Сергей продолжает традиции своей семьи: «четверги» его детства переместились со Шпалерной на Галерную.
Что касается музыки, тут надо упомянуть музыкального критика и коллекционера Платона Львовича Вакселя (он жил на набережной реки Мойки, 26), а также певицу Александру Молас, известную своей активной поддержкой композиторов «Могучей кучки». Дягилев писал родителям о своих частых визитах к ней и о музыкальных вечерах у Вакселя. Молас была родственницей Римского-Корсакова: ее родная сестра вышла замуж за композитора в 1872 году, после чего дом Моласов (Моховая, 41) превратился в центр музыкальной жизни столицы: по воскресеньям здесь устраиваются музыкальные вечера, ведутся разговоры о русской музыкальной культуре. Это семейство даже упомянуто в энциклопедическом словаре (!), а их дом назван сборным пунктом всего яркого и интересного в музыкальном мире. Супруг Александры был заведующим типографией императорских театров (где позже будет служить и Дягилев, так что, очевидно, это было важное знакомство, хотя Дягилев, наверное, тогда этого еще не осознавал. Кстати, типография тоже находилась на Моховой, правда, в доме № 40). Николай Молас также состоял в Товариществе передвижных выставок в качестве художника-любителя. Примечательно, что Дягилев, будучи еще совсем молодым человеком, становится вхож в этот круг любителей русской культуры. Он определенно обладал талантом налаживать связи и заводить полезные знакомства. Учитывая, что Дягилев прославится на весь мир именно как антрепренер-импресарио, понятно, что основа его успеха – потрясающие навыки коммуникации.