«Чувства», — нараспев промурлыкали рядом с ухом.
Пропахшие рыбой пальцы сомкнулись на шее. Я царапал ледяную ладонь, но существо, напоминавшее безобразную женщину, продолжало душить меня. Из приоткрытого рта проглянули гнилые зубы. Ими она (оно?) жевала синие разбухшие губы, напевающие что-то и утаскивающие на дно.
Силы растворялись в зловещей морской пучине. Щёку обожгли горячие слёзы, однако не мои. Существо заходилось в зловещем смехе, но при этом горько рыдало. Зеленое лицо, поросшее гнойными наростами, начало меняться. Кожа становилась светлой-светлой, стеклянные глаза наливались синевой, а мертвецкие губы расплывались в мягкой чувственной улыбке.
Воздух ударил в лёгкие, как волна, обрушивается на скалы. Кошмарная женщина исчезла и передо мной на коленях оказалась ведьма. Её слёзы поразили ничуть не меньше, чем когда я увидел их в первый раз. Рука потянулась к Софье, но повисла безвольной тряпкой. Ведьма плакала всё сильнее. На какой-то миг мне и самому показалось, что я делаю это вместе с ней.
Исчезни я из этого мира, стал бы кто-нибудь оплакивать «потерю»? Должно быть, Стэнли поддался бы печали. Вероятно и Софья могла поскорбеть вместе с ним: уж слишком мягкое у неё сердце. Говорят, если прожить до конца дней и не обрести людей, которые проронят ради тебя слёзы — жизнь прошла в пустую. Но уж лучше так, чем заставлять Софью или Стэнли плакать из-за такого как я.
Ноги свело судорогой, и я зажмурился. А когда открыл глаза, то больше не находился в комнате, наполненной опасной смесью из молитв и дыма.
♝♝♝
Синие шторы неизменно задёрнуты. Унылый полумрак окутал каждый уголок комнаты и накинул покрывало, сотканное из печали и серости на плечи детей и двух женщин. На лице мамы отразился страх, и Вивьен упивалась этим.
Маленький Ренард переводил взгляд с разбитой вазы то на меня, то на мать.
—Змеёныш, — процедила она, обращаясь вовсе не к сыну.
—Н-но, мама, это я… — Ренард попытался прояснить ситуацию, но робкая попытка пролетела мимо внимания женщины.
—Молчи! Разве не видишь? Он портит всё, к чему прикасается. Он и тебя испортил, Аннет.
Слова точно иглы, вонзались в грудь, но мама не возражала против них. Молчал и я. Она лишь взяла савок в руки и принялась осторожно собирать осколки.
—Её можно починить, — тихо произнесла мама, вздрагивая, когда Вивьен громко расхохоталась.
—Починить?
—Она ведь нравилась тебе.
—Как мне может нравиться порченная ваза? Ненужной вещи самое место на свалке.
Стёкла позвякивали, ударяясь о металлическую поверхность совка. С каждым звоном меня мутило сильнее. Убрав всё до единого, мама вышла из комнаты. Вивьен подкурила очередной мундштук. Вместе с клубами она выдохнула и яд.
—Запомни этот момент. То же бывает и с людьми. Когда-нибудь она поймет, что её сын бесполезен. И вышвырнет тебя.
♝♝♝
В плотном мраке дышать всегда было невыносимо. Он давит на тебя и давит, опускается грузом на плечи. Лишь лицо, подсвеченное тусклым светом торшера, спасало в такие моменты. Блики позволяли рассмотреть точёный подбородок и изящный тонкий нос. Я считал маму красивой, но пустой. Словно ТОТ человек высосал из неё всё светлое, всю любовь, в которой маленький я так нуждался.Однако какая-то часть меня всегда знала, что она никогда не подарит эмоций, способных вскружить голову. Будучи нерожденным я уже стал тем, кто продолжит тянуть из неё жизнь.
Раньше каждый день меня прожигало желание доказать, что я не ошибка, что необязательно кидать в мою стороны взгляды, наполненные вынужденной заботой. Но ребенок, сидящий на полу и вцепившийся в подол женской юбки, демонстрировал, что ничего не изменилось. Одиночество как таково не пугало. Можно жить одному, ходить в кино или кафе, но знать: где-то в этом безумном мире есть человек, который изредка вспоминает о тебе. А когда нет даже этого, ты превращаешься в мусор. Никому ненужный и бесполезный.
Сломленные просьбы моей копии разрывали перепонки:
«Не бросай меня, мама!»
«Я стану полезным, вот увидишь!»
«Мама?»
«Мама…»
♝♝♝
—Мама! — словно со стороны раздался собственный крик. Благовония обожгли связки. Я зашёлся в кашле, ощущая как дрожь всё ещё расползалась по ногам. Обливаясь потом и жадно глотая воздух, я начал царапать горло.
—Перестань, — мягко произнёс кто-то.
Запах яблок отрезвил. Послевкусие кошмаров всё ещё пыталось затянуть обратно, и я попытался ухватиться за тот единственный оплот реальности, который у меня был.
Объятия вышли слишком резкими, слишком отчаянными, чтобы назвать их приятными. Но Софья не пыталась отстраниться, вновь и вновь она похлопывала по сгорбившейся спине, позволяя перебирать свои волосы. Даже в накуренной камере, сквозь пелену из высыхающих слёз, их цвет по-прежнему напоминал любимый крепкий напиток.
Яблоки и кофе: ведьма будто вобрала в себя то немногое, что радовало меня в этой жизни.
Постепенно мысли приходили в норму, заметив это, девушка отстранилась. На секунду в её глазах промелькнуло странное выражение, которое я так и не смог распознать. Как долго она здесь находилась? Что им удалось выпытать? Но куда важнее ответов было спасение.
—Он провёл обряд, чтобы заблокировать наши силы?
—Да. Сразу же как впихнул меня сюда. Этот человек… — её голос наполнился тревогой. — Прошло больше пяти минут, но магия так и не вернулась. Он пугающе силён.
Подозреваю, что всё дело в чётках, в материале из которого их изготовили. Ранее мне показалось, что над ними поработал кто-то ещё, кто-то, связанный с колдовством. Гремя цепями, закрепленными на лодыжках, я добрался до двери. Софья держалась сбоку, будто готовясь поймать меня в любой момент.
С первого взгляда можно было подумать, что подобную дверь не открыть. Отливающая сталью, прочная и без замочной скважины. Но всё, что запирается так или иначе возможно отпереть. Если знать как. Скользя подушечками по горячей поверхности, со скрупулёзной тщательностью я пытался нащупать отверстие.
— Даже если найдешь, что дальше?
Я выпрямился, чтобы видеть её глаза, с облегчением осознавая, что в них не было слёз.
— Как насчет того, чтобы станцевать ещё разок?
Ведьма опешила, но затем передернула плечом и расслабилась.
— Они испортили мне платье.
— Можем сделать это и без него.
— Какой-то новый вид танцев?
—Да, — палец замирает над крошечной выпуклостью на двери, — тот, в котором я не отдавлю тебе ноги.
Под веселый смешок, я победно отодвинул затворку, маскирующую скважину. Короткое перебрасывание глупыми фразами окончательно вернуло мне уверенность. Выудив из заднего кармана тонкий стержень, напоминающий иглу, руки приступили к привычной работе.
♝♝♝
До того, как запели молитвы, я прислушивался к шагам за пределами камеры. Направо звуки ударов подошвы о плитку почти не прекращались. А вот налево люди ходили реже и только в одну сторону. Либо путь вёл к выходу, либо к чему-то другому. Конечно, из-за стен и акустики я мог ошибаться, но кроме слуха, надеяться было не на что.Если этот коридор и не приведёт к свободе, высока вероятность, что в конце пути нас будет поджидать меньшее количество инквизиторов.
Софья шла чуть впереди, цепи затормаживали меня, а их звон, казалось разносился по всему Дуомо. Следовало бежать, но вместо этого приходилось еле ползти.
Грязно-жёлтые стены сужались с каждым метром. Я неосознанно опирался на них, опасаясь что в один миг они сомкнутся и раздавят нас, как беспомощных насекомых. В конце стала виднеться крошечная овальная дверь, а позади раздались голоса. Они всё ещё далеко от нас, но аура розария начинала ощущаться всё отчётливее. Ведьма продолжала идти, но её шатало из стороны в сторону. Инквизитор заблокировал наши магические силы, ещё одно воздействие чёток становилось сродни ударам деревянной палки по самым чувствительным местам. Однако странно, что в отличие от Софьи в этот раз боль не беспокоила меня. Организм всё ещё отходил от молельной комы?