– А ты уверена, что уже не надо петь? – сквозь зубы процедил человек.
– А сейчас ещё болит? – широко открыв глаза, спросила эльфийка.
«Какое милое создание…» – подумал Гард и утвердительно кивнул.
– Прости пожалуйста! Но я не знаю единых песен исцеления и обезболивания, только от боли, а сейчас рану надо заживить.
Воин ещё раз утвердительно кивнул. Мираэль осторожно провела своей ладошкой по ране и снова запела. Но ничего не произошло. Девушка несколько раз меняла мотив и слова песни, пока ладонь Гарда не начала излучать мягкий свет. Обрадовавшись успеху, эльфийка сбилась с ритма и свечение угасло. Собравшись с мыслями, Мираэль начала петь сначала, на этот раз – с закрытыми глазами. Гард решил, что это для лучшей концентрации, а сам наблюдал, как в неярком тёплом свете запёкшаяся кровь отделяется от ладони и растворяется в воздухе, кровотечение прекращается, а молодая кожа начинает расти прямо на глазах, заращивая рану. При этом начался такой сильный зуд, что воин с трудом сдерживал желание почесать руку. А вот боль почти ушла, отдаваясь лишь тупыми отголосками от зуда.
Песня была красивая и гораздо дольше первой. Когда эльфийка замолчала, ладонь Гарда перечёркивал лишь свежий шрам. Девушка открыла глаза и вопросительно посмотрела на человека. Тот сперва растопырил пальцы, потом несколько раз сжал руку в кулак и сказал:
– А те, кто хорошо учится, залечивают моментально и без дикой чесотки?
– Я не знаю… – снова отводя взгляд в сторону, ответила девушка.
– Ну и ладно, – сказал Гард. – Не в этом сейчас главный вопрос. Не в других. Думаю, что в сложившейся ситуации, особенно с учётом наличия относительно спокойной обстановки, нам нужно поближе познакомиться. А то носимся непонятно от кого и непонятно куда, не зная с кем и зачем. Непорядок. Так что начинай, а я буду внимательно слушать.
Эльфийка поёрзала на табурете, собралась с мыслями и заговорила:
– Да нечего особо рассказывать. Родилась в окраинной деревне, в самой обычной семье, без каких-либо выдающихся перспектив на будущее. Росла, училась кое-как… ничем среди сверстников не выделялась. Разве что наказывали часто за запрещённые книги…
– Девчачьи романы про принцев-романтиков что ли?
Девушка покраснела и ответила:
– Угу… в моем положении основная перспектива – травница или целительница. И всё в той же деревне. А хотелось чего-то большего. Ну а потом на нас напали люди. Много злых и жестоких людей. Никого не жалели, сожгли деревню, убили почти всех жителей, часть забрали в рабство. Всю дорогу в свои города издевались как могли… страшно вспоминать. Всех пленниц, кроме меня, продали по пути в твой город. Мне сказали, что я буду новой игрушкой у богачей. После такой новости я уже не хотела жить. Все надежды растаяли. Пробовала наложить на себя руки, но не успела. Словили и связали. Вели дальше под постоянным присмотром. Я тогда почти сломалась… ещё бы чуть-чуть и всё… а тут ты появился. А с тобой – надежда на спасение. Тогда мне было уже всё равно, куда и с кем бежать, лишь бы не в тот поганый притон. Ну вот и всё.
Внимательно слушая, Гард наблюдал за тем, как лицо девушки мрачнеет с каждым словом, а на глаза наворачиваются слёзы. Разум воина начала окутывать тупая ярость, порождая желание вернуться и разнести злополучный притон до фундамента, а его хозяев и клиентов передушить.
– Вот только я, видать, обманул твои ожидания. Ни коня, ни титула, ни, опять же, перспектив на будущее.
– Чушь! – вскинулась девушка, в миг оправившись от уныния. – Ты – единственный человек, которого я не интересую в качестве «игрушки».
Гард вскинул бровь в невысказанном «Да ну?» и Мираэль испуганно отшатнулась. А воин продолжил: