– А почему вы мужчины ведетесь почти на то же, разве, что без обещаний? – приподняв бровь, хмыкнула Эрика.
— Интересно, где ты видела мужика, который женился на женщине, только потому, что у нее «чудный голос» или «искренние глаза»? — передразнил ее Бэн, впрочем, дальше развивать эту тему не стал, обратившись в слух.
Криво усмехнувшись, несколько удивившись появлению более активного слушателя, девушка всё же продолжила.
— Дальше всё шло по стандартной схеме: полгода сладких речей и великая любовь. Единственное, что я сделала верным во всем этом, когда он нуждался в… Денежной помощи, я ее оказывала. Вот только под долговую расписку. Мне было страшно неудобно, но еще со времени работы по домам мне вбили в голову эту необходимость. В общем, он посчитал меня отпрыском какого-то богатого рода, с такой не зазорно и покутить. Вот только ждало его великое разочарование… Когда мне пришло известие о том, что отец при смерти, я не колеблясь поспешила к нему. Дура безмозглая, после такого, все еще о папочке заботилась!
Почти с отвращением к самой себе, девушка поморщилась.
— Он предложил сопроводить меня и я согласилась… С отцом всё оказалось в порядке, но я отдала ему часть оставшихся сбережений, чтобы бедняга не голодал… Я волновалась за него, а стоило обратить внимание на Себастьяна. Сколько раз после я корила себя, что не обратила внимания на выражение брезгливости и раздражения на его лице… После он еще месяц навещал меня, а потом как-то просто бросил мне несколько монет, сказав, что я большего не стою, успела ему надоесть и ушел… После этого меня выставили на улицу… Оказалось, что я прострочила плату за комнату на два месяца, плату, которую я доверчиво вручала этому подонку, чтобы тот передал хозяину. И я оказалась на улице, без копейки в кармане, без цели в жизни, в крайне интересном положении.
Хмыкнув, девушка вздохнула, опустив голову. Оканчивать рассказ было куда тяжелее, чем начать, но вместе с этим приходило странное успокоение, словно прошлое отпускало.
— Ну, Себ всегда был знатным подонком. — Хилсвальд вспомнил эту же историю, рассказанную с другой точки зрения. Себастьян тогда рассказывал, что это она жестоко обманула его и разбила его хрупкое сердце. Но не стал ничего говорить, предпочтя снова разумно промолчать.
— Не помню, как, но я попала в больницу. Когда пришла в себя, меня ждал диагноз: ребенок родился мертвым. Тогда я сорвалась, что-то во мне просто умерло, собственно после этого я и стала таковой. – разведя руки в стороны, девушка глубоко вздохнула. — Всё же какой дурой была…
— Сочувствую. — только и сказал он, по окончанию рассказа, заметно помрачнев. — Даже не представляю, каково это, потерять ребенка. — соврал он, до боли закусив нижнюю губу. — Так, — словно, прогоняя наваждение, Хилсвальд хлопнул в ладоши. — Довольно мрачных историй на сегодня.
Покачав головой, девушка завернулась в плед, устроившись удобнее, насколько позволяло кресло.
— Именно, давай спать, пока еще чего-то не вспомнили, я надеюсь завтра всё же избавиться от этого проклятого гипса и хоть немного отвлечься… – пробормотала Оуэн, свернувшись в клубочек, даже подозревая, что утром будет болеть всё тело.
Не смотря на то, что Эрик вдруг оказался девушкой с довольно печальной историей, Хилсвальд свое отношение к ней не поменял. Она так и осталась для мужчины мелким вредителем. Поэтому, даже будучи джентельменом, Бэн не собирался уступать ей свою кровать.
Сбросив халат, Хилсвальд залез под одеяло, устраиваясь с максимальным комфортом, скоро уже мирно посапывая во сне.
Чуть поморщившись, Эрика лишь прикрыла глаза.
«Бывало и хуже…» – впрочем, разбирать подробнее бывало ли хуже, она благоразумно не стала, подозревая, что может наткнуться на крайне неприятный вывод.
В конце концов, так близко смерть еще к ней не была.
Не смотря на крайне неудобное место, Эрика не успела и до десяти сосчитать, как уснула.
Назвать пробуждение, когда всё тело затекло от неудобной позы, радостным, было сложно. Закусив губу, стараясь не сквернословить вслух, девушка осторожно села, несколько минут отдав на то, чтобы прийти в себя.
Взъерошив волосы, чуть сонно взглянув на еще спящего инспектора, Эрика всё же помиловала его, стараясь издавать как можно меньше шума. Сложив плед, повесила его на спинку кресла, быстро переоделась, морщась от прикосновения еще влажной ткани, после чего так же тихо вышла, оставив лишь короткую записку.