Главные трудности при изучении орангутанов заключались в том, что эти обезьяны чрезвычайно редки и осторожны, а джунгли весьма негостеприимны. В отличие от прежних экспедиций я решил пуститься в путь в одиночку, с самым малым грузом, что позволило бы мне двигаться легко и бесшумно и, следовательно, найти больше животных, которые не будут опасаться одинокого наблюдателя. Ночевать придется в лесу, чтобы не терять орангов из виду. Эти планы казались всем нереальными, несерьезными. Со всех сторон меня предостерегали: мне угрожают слоны, змеи, падающие деревья; я могу заблудиться, заболеть, ослабеть, сломать ногу и остаться без всякой надежды на помощь. Как я сумею перенести жару, дожди, грязь, острые шипы, кусачих мух и кровожадных пиявок? Но мое решение было твердым. Я был уверен в себе и сдаваться не собирался. Предстояло только найти организацию, которая поддержала бы меня, раздобыть деньги, выбрать место экспедиции, получить разрешение на въезд, а также запастись снаряжением и припасами.
Известно, что места обитания орангутана катастрофически сократились из-за чрезмерного злоупотребления охотой и браконьерства, и теперь обезьяны сохранились лишь в пределах двух небольших участков на Калимантане и Северной Суматре. Так как в 1967 году в Индонезии работать было трудно, я решил отправиться в ту часть Калимантана, которая принадлежит Малайзии. В малайзийском штате Сараваке немногие оставшиеся местообитания орангов находились в запретной зоне на границе с Индонезией. В Сабахе, однако, репортеры сказали, что оранги довольно часто встречаются на берегах восточных рек. После оживленного обмена письмами я получил наконец разрешение работать в этих местах.
Деньги найти было очень трудно. Мало кто согласился бы финансировать столь дикое предприятие, но, как видно, само безумие замысла задело воображение членов Оксфордского совета по экспедициям, потому что они полностью приняли мои планы и оказали мне финансовую поддержку. Некоторые организации — всякие «фонды» обещали незначительные суммы, но путешествие требовало крупных затрат, и я уже не надеялся, что сумею набрать хотя бы самую скромную из намеченных сумм. И когда все шло к тому, что мне придется отказаться от своей затеи, я вдруг узнал, что из Франции поступили дополнительные средства. Вне себя от радости, я тут же заказал билеты на дальний Юго-Восток Азии и понесся доделывать последние мелкие дела. На прощание я пошел к своему врачу и из его кабинета вывалился, нашпигованный разными прививками, крепко держа в руках два внушительных размеров баула, набитые лекарствами от всех мыслимых и немыслимых болезней, которые можно подхватить в экспедиции. Полчаса спустя один мой друг преисполнился жалости ко мне, увидев, как я сидел на корточках на тротуаре, роясь в запасах экзотических снадобий. Увы! Там не оказалось ни одного средства от боли, которая появилась у меня чуть пониже спины после одного из уколов.
Наконец я в пути. Лечу над северным побережьем Калимантана после трехдневной остановки в Сингапуре, где мне удалось купить кинокамеру и частично набраться восточного духа. Отрывая глаза от грамматики малайского языка, лежащей у меня на коленях, я смотрел вниз, на бескрайние зеленые джунгли и бурые реки — где-то там мой будущий дом, там мне предстояло прожить несколько месяцев. Слева от меня над окрестными холмами возвышалась гора Кинабалу, под ней в долине отсвечивали на солнце крыши Ранау. С такой высоты лес выглядел вполне безобидно, но я вспомнил, что всего двадцать три года назад там погибли тысячи австралийских пленных во время страшного похода от берегов в глубь страны.
В Сандакане я поделился своими планами с лесничим Стэнли де Сильва. Мы с ним долго созерцали большую карту резервата Улу-Сегама; шестьсот квадратных миль девственного леса, где никогда не ступала нога зоолога. Добраться до этих мест можно было только на маленькой лодчонке по предательской реке Сегаме, но лодки и людей я мог нанять лишь в приморском городе Лахатдату.
Стэнли рассказал мне о своей работе, заключавшейся в том, что он возвращал к свободной жизни орангутанов, содержавшихся в неволе в резервате Сепилок. Министерство лесного хозяйства конфискует незаконно присвоенных частными лицами животных и выпускает их в лесном лагере.
Здесь у животных есть кров и пища, они могут бродить, где им вздумается. Из-за того что многие животные в неволе были отлучены от матерей слишком рано, они не смогли приобрести те жизненно важные навыки, без которых в джунглях не проживешь. В Сепилоке стараются заставить их идти в лес следом за более опытными животными. А тех, кто никак не отваживается покинуть лагерь, егеря сажают «на закорки», заносят подальше в лес и оставляют там, чтобы они сами добирались до дому. Мало-помалу благодаря подражанию или собственному опыту животные приучаются к полной самостоятельности, и надо надеяться, что со временем их можно будет выпустить в других районах, чтобы поддержать сокращающиеся популяции диких орангов.