Выбрать главу

Опять, как и в главе об эликсире молодости, мы столкнулись с альтернативой высокорослости или низкорослости для человека будущего. Что ж, давайте исследуем вопрос до конца.

Прежде всего выясним: есть ли границы человеческих размеров?

Нередко приходится читать: «Если бы муравей был размером с человека, он запросто поднимал бы пианино на пятый этаж». На самом деле он не смог бы выдержать и собственного веса. То же самое случилось бы с мухой, стань она размерами со слона. Впрочем, слону бы тоже крупно не повезло, если бы каким-то волшебством он вдруг сравнялся ростом с цокотухой.

Все, кто читал Перельмана, помнят: когда диаметры двух арбузов различаются всего в два раза, то один в восемь раз тяжелее второго. Эта закономерность, с небольшими скидками на меньшую геометрическую правильность и простоту, приложима и к живым организмам.

Представьте себе вашу копию, только удвоенную в размерах; она будет весить примерно в восемь раз больше. Между тем площадь поперечного сечения ваших костей увеличится всего лишь вчетверо. Удельная нагрузка на скелет, хрящи и мышцы значительно возрастёт, так что, вполне возможно, вам не под силу будет справляться с тяжестью своего тела. Ваше тело, гармонично сложенное, подвижное, сильное, сразу же покажется окружающим неуклюжей громадиной с несовершенной конструкцией. «Позвольте, — скажете вы, — у слона вес ещё больше!» Это так, однако у него четыре ноги — и какие!

Поверхность ваших лёгких, кровеносных сосудов, желудка, кишечника увеличится тоже не восьмикратно, а лишь в четыре раза. Вполне вероятно, что при изменившемся соотношении обмен веществ замедлится, возникнут расстройства — и вашему организму несдобровать.

Короче говоря, сколько-нибудь существенному увеличению габаритов человеческого тела должна сопутствовать коренная перестройка его анатомической организации.

Превращение в лилипута тоже потребовало бы конструктивных переделок в теперешней конституции человека. Если слона наделить мушиными или даже мышиными размерами, его кости окажутся слишком массивными для крошечного организма. Известно, что у маленьких животных суставы относительно более хрупки и миниатюрны, чем у крупных.

Таким образом, человек с его теперешними пропорциями самой природой втиснут в жёсткие рамки размеров — как минимальных, так и максимальных, хотя превращение гомо сапиенс в низкорослое существо связано, по-видимому, с меньшей переделкой, чем в высокорослое (считают, например, что пигмеи лучше приспособлены к жизни на Земле, чем другие представители человечества). Выходит, если человеку и суждено измениться в размерах, то незначительно. А в пропорциях? Неужто внешний облик наших потомков будет таким, как его рисуют авторы приведённых цитат?

Для начала разберёмся, как были получены портреты гомо футурус.

Антропологи сравнили высоту черепного свода у наших отдалённых предков, представителей разных эпох. Выяснилось, что она росла тем заметнее, чем выше взбиралось человечество по эволюционной лестнице. Построили кривую изменений в пропорциях черепа от обезьяночеловека до человека современного, затем экстра- полировали, продолжили её в будущее. На рисунке появился огромный лобастый череп с крохотными челюстями. Следуя логике этих рассуждений, ссылаясь на эволюцию других млекопитающих, учёные предсказали изменения и человеческому организму в целом.

Насколько правомочна подобная экстраполяция?

В интервью, данном корреспонденту журнала «Техника — молодёжи», профессор Я. Я. Рогинский, заведующий кафедрой антропологии МГУ, сказал:

— Оценка величины и формы мозга, бесспорно, имеет определённое значение для суждения о дальнейшей эволюции человечества. Но подходить к этим величинам следует весьма и весьма осторожно.

Взять, к примеру, ёмкость черепной коробки. Известно, что мозг Анатоля Франса весил чуть ли не вдвое легче, чем мозг И. С. Тургенева. Значит ли это, что великие писатели стояли на разных ступеньках человеческой эволюции? Вздор!

Несколько столетий назад в среде европейской знати бытовала мода на слуг-уродцев. Их специально выращивали компрачикосы, с детских лет деформируя своим жертвам голову и тело тугими повязками. Покупатель придирчиво осматривал живой товар: ему нужен был урод, но не идиот. И действительно, форма черепной коробки обычно мало отражалась на умственных способностях человека. Разумеется, подобные признаки, насильно приданные людям средневековыми варварами, по наследству не передавались. Мозг, этот удивительно пластичный орган, приспосабливался к навязанным ему неблагоприятным условиям лишь на протяжении жизни одного человека. Так что этот пример совсем из другой оперы, упрекнёт читатель автора, он не имеет отношения к эволюции черепа! Между тем, мол, факт остаётся фактом: форма черепа и интеллектуальные способности тесно связаны между собой — взять хотя бы разницу между питекантропом и синантропом, неандертальцем и кроманьонцем!

Ладно, пусть так, но сравните удлинённые головы негров и круглые монголов. Эти различия формировались тысячелетиями. А умственные способности тех и других — разве они ниже, чем у белых? Нет, конечно! Какой же признак положить тогда в основу оценки эволюционных изменений? Увы, об этом ещё не договорились учёные.

Советский антрополог С. И. Успенский взял за критерий такой индекс — частное от деления объёма мозговой полости на произведение её ширины и квадрата длины. Подсчитали, что для синантропа он равен 0,305, для явантропа — 0,317, для неандертальца — 0,360, для древних египтян и современных людей — 0,375. Вполне закономерный рост. Но самое любопытное в том, что индекс Успенского для кроманьонца оказался заметно меньше, чем 0,375! Получается, что кроманьонец отличался от нас не меньше, чем неандерталец от кроманьонца. Между тем антропология убеждена в том, что кроманьонец физически ничем не отличается от нас, разве что одеждой.

Как же всё-таки: продолжает человек изменяться или нет?

Вот что пишет в своей книге «Прошлое, настоящее и будущее человека» профессор А. П. Быстров.

Эволюция человека началась стадией питекантропа (обезьяночеловека). В те суровые времена судьба каждого индивидуума полностью зависела от умения добывать себе пищу и защищаться от неприятеля. В обстановке тяжёлой борьбы за существование судьбами вида заправлял беспощадный естественный отбор, искоренявший слабых и неприспособленных. Правда, в отличие от всех окружавших животных питекантроп вёл битву за жизнь не зубами и когтями. Искусственные, хотя и примитивные, орудия приносили ему победу. При этом успех атаки или обороны зависел не столько от технического совершенства вооружения, сколько от тактической изворотливости. Иными словами, мощь орудий умножалась разумом того, кто ими владел. Понятно, почему естественный отбор сохранял более одарённых индивидуумов, предоставляя им возможность передавать свои качества по наследству из поколения в поколение. А это обусловливало прогрессивную эволюцию мозга. Так появился синантроп — непосредственный потомок питекантропа, а затем и неандерталец.

Неандертальцу тоже приходилось туго, хотя и легче, чем питекантропу. И опять-таки закон отбора, этот слепой и жестокий распорядитель человеческих судеб, вынужден был отдавать предпочтение не столько мускульной силе, сколько интеллекту. В живых оставались более смекалистые. Но чем совершеннее становился мозг человека, тем искуснее изготовлялось оружие, тем легче было бороться за жизнь.

Этот мучительный и медленный процесс в конце концов привёл к тому, что естественный отбор мало-помалу утратил власть над человеческим обществом. Укрывающийся от непогоды в пещерах, облачённый в звериные шкуры, владеющий огнём, хорошо оснащённый дротиками и топорами, охотящийся не в одиночку, а в компании соплеменников, наш древний пращур стал для всех окружавших его животных страшным, непобедимым врагом.