— Да! — пылко воскликнул Уотсон. — Это сила непосредственного впечатления! Вот после всех наших разговоров я взял в руки пушкинского «Онегина», перечитал заново первые строфы…
— И что же? — ледяным тоном спросил Холмс.
— И все ваши высокоумные аргументы развеялись, как дым.
— Ого!
— Да, да, представьте себе! Я читаю и вижу: не принимает Пушкин своего Онегина всерьез. Вот что хотите со мною делайте! Пушкин над ним постоянно иронизирует, посмеивается…
— Где же это, интересно знать, он над Онегиным посмеивается?
— Да везде!
Уотсон взял в руки изрядно уже зачитанный томик Пушкина и быстро стал его листать.
— Вот! — радостно воскликнул он. — Возьмите хотя бы вот это место, где Пушкин рисует образование, которое получил его герой.
Водрузив на нос очки, Уотсон, торжествуя, прочел:
Захлопнув книгу, он презрительно фыркнул:
— И это серьезный человек? А?.. Историю изучать у него, видите ли, нет охоты. А всякие затасканные анекдоты рассказывать, так на это и время находится и желание.
— Я не исключаю, конечно, — задумчиво сказал Холмс, — что среди тех анекдотов, которые хранил в своей памяти Онегин, были разные пустяковые истории. Что ни говори, а речь идет о том периоде этого пушкинского героя, когда он был всего-навсего «молодой повеса», как называет его сам Пушкин. И все-таки…
— Что — все-таки? — раздраженно прервал друга Уотсон.
— И все-таки, — невозмутимо продолжал Холмс, — прежде чем сделать такой ответственный вывод, какой решились сделать вы, не мешало бы встретиться с самим Онегиным да попросить его рассказать нам хоть несколько из его любимых анекдотов.
— А что? Это, пожалуй, идея! — сразу же оживился Уотсон.
Предложение Холмса явно пришлось ему по душе.
— Господин Онегин! — решительно начал Холмс, едва только они с Уотсоном переступили порог кабинета «философа в осьмнадцать лет». — У меня к вам огромная просьба. Сделайте милость, расскажите мне и моему другу два-три анекдота из тех, что в таком избытке хранятся в вашей памяти.
Онегин не стал ломаться. Благодушно пожав плечами, он сказал:
Холмс сразу догадался:
— Вы правы, — согласился Холмс. — Да и жанр, в котором я прошу вас проявить ваше искусство рассказчика, тоже требует не стихотворной, а прозаической формы.
— Я рад, что вы это понимаете, — сказал Онегин, легко и свободно переходя со стихов на прозу. — Итак, начну… Когда Иван Антонович, будущий государь, которому так и не суждено было царствовать, родился на свет, императрица Анна Иоанновна послала к Эйлеру приказание составить гороскоп новорожденному. Эйлер сначала отказывался, но принужден был повиноваться. Он занялся гороскопом вместе с другим академиком, и, как добросовестные немцы, они составили его по всем правилам астрологии, хоть и не верили ей. Заключение, выведенное ими, ужаснуло обоих математиков — и они послали императрице гороскоп, в котором предсказывали новорожденному всякие благополучия. Эйлер, однако ж, сохранил первый и показывал его графу Разумовскому, когда судьба несчастного Иоанна VI свершилась.
— Простите, Холмс, — понизив голос, Уотсон обратился к своему всезнающему другу. — Кто этот Иоанн VI? Я про него никогда не слыхал!
— Вот видите, — также вполголоса отвечал ему Холмс. — Только что вы смеялись над Онегиным, что он, мол, не имеет охоты заниматься историей. А сами, оказывается, некоторые весьма примечательные исторические факты знаете гораздо хуже, чем он… Иоанн VI был сыном родной племянницы русской императрицы Анны Иоанновны. У императрицы детей не было, поэтому, когда этот несчастный младенец родился на свет, она специальным манифестом объявила его наследником престола. Спустя несколько дней Анна Иоанновна умерла, и крохотный Иван Антонович был провозглашен императором. Но вскоре произошел государственный переворот, императрицей стала дочь Петра I — Елизавета Петровна. Низложенного императора она сперва хотела выслать за границу, но потом отказалась от этого намерения. Малолетний император и его родители были арестованы. Их сослали в Соловецкий монастырь. Около двенадцати лет несчастный ребенок провел в одиночном заключении, отрезанный от всякого общения с людьми.