Сергея чуть покоробила прямолинейность Ахтамбекова — он еще не решался назвать ее цинизмом, — но поехал, решив: «Поговорю с Кентом, его друзьями, а там видно будет».
Кент поначалу довольно охотно отвечал на его вопросы, показал машины, познакомил с друзьями, но однажды, пристально глядя на него, спросил:
— Слушай, а зачем тебе все это нужно?
— Интересно, — сказал Сергей, заранее готовый к подобному вопросу.
— Интересно, говоришь? — Кент помолчал, все так же внимательно глядя на него. — И это все?
— Нет, — честно признался Сергей, — не все, Кеша. Хочу сделать сценарий об ученых.
— Сценарий? — озадаченно хмыкнул Кент. — Для фильма, что ли?
— Ну да.
Кент покрутил головой, — Сергей с детства знал этот жест, обозначавший недоумение, — и сказал:
— А я-то думаю: чего ты так стараешься?.. А почему именно об ученых?
— А почему нет? — отпарировал Сергей.
— А что ты об ученых знаешь?
— Ну, видишь ли… — в замешательстве сказал Сергей, — сами ученые о себе не пишут…
— Ну и что?
— Но ведь наука не ваше частное дело. Другие тоже хотят знать о ней.
— И ты берешься… рассказать другим?
— Не рассказать, а показать.
— Что показать?
— Вас, ученых, — с вызовом сказал Сергей. — Или ты считаешь, что это не нужно?
Кент озадаченно взглянул на него:
— Да как-то не думал об этом.
— А я думал. И не вижу, почему это не могу сделать я.
Кент с сомнением покачал головой:
— Чего ты ершишься, не понимаю… Делай, кто тебе не велит? Но ведь ты в науке, уж извини, ни в зуб ногой…
— А кто в зуб? — завелся Сергей. — Конечно, я не могу влезть в твою шкуру и показать, как ты мыслишь. А кто может? Но хоть приблизительно я смогу сделать это. Все-таки немножко и тебя знаю, и других ученых…
— Ну, разве что приблизительно…
Кент, похоже, сам не знал, как отнестись к комиссии Сергея. Но когда Сергей показал ему сценарий, Кент встал на дыбы.
— Не понимаю, Серега, зачем все это нужно. Тут же все… ерунда, фальшь.
— Что все? — огрызнулся Сергей.
— Да то, что ты понахватал. Ну кто этот Соловьев? Манекен какой-то. Что-то изрекает, вроде бы все и верно…
— Значит, все-таки верно? — ухватился Сергей.
— Ну, а толку-то что?
— Ты не понимаешь специфики кино, — авторитетно сказал Сергей. — Любой сценарий, если бы ты прочел его, показался бы тебе набором общих фраз. На экране все это будет выглядеть по-другому.
— А что по-другому? — наивно спросил Кент.
— Да все! Сценарий — это болванка, посох для актеров.
— Ну, не знаю… Может быть, — неохотно согласился Кент. — Я в вашем кино не разбираюсь.
Сценарий Сергей с Ахтамбековым написали, фильм поставили, и тут уж Кент, до сих пор молчавший, выдал все, что он об этом фильме думает.
Было это в тот вечер, когда Кент познакомился с Шанталь и привез их к себе в Долинск. Шанталь спала в соседней комнате, и Кент, видимо помня об этом, говорил негромко, сдержанно жестикулируя:
— Вы, киношники… что вы сделали? Что вы показали? Мумию! Чучело, одетое в модный костюм… Ты, кстати, модные костюмы на мне видел?
— А при чем здесь ты?
— А при том, что сколько бы ты ни открещивался от меня, сколько бы ни утверждал, что Соловьев не я, но образец-то с меня брал? Ну?
— Ну, с тебя, — неохотно признавался Сергей.
— И ты думаешь, что твой экранный образ льстит мне? Зачем тебе вообще это нужно было — показывать меня?
— А кого я должен был показывать?
— А никого! — рубил Кент. — Никого, понимаешь? Именно потому, что ты не понимаешь ни меня, ни вообще какого-то ученого! И не способен понять!
— Почему?
— А потому, что почему кончается на «у», — в сердцах говорил Кент. — Ставим вопрос по-другому: почему ты должен понять? Потому, что я, доктор наук, твой брат? Слабый аргумент, Серега… Не лезь ты не в свое дело. То, что я рассказывал тебе, познакомил со своими друзьями, ничего не значит, понимаешь?
— Да почему? — выходил из себя Сергей.
— А потому, что ты ничего не понял, — безжалостно бил Кент. — Рассказывал я тебе о Зайцеве — и ты только то усек, что он псих, сумасшедший, а то, что он один из самых выдающихся физиков-теоретиков, где-то за кадром осталось. Поговорил ты полчаса с Кайдановым, а в сценарии и фильме только то осталось, что у него жена красавица. Дубровина ты увидел — и всего несколько парадоксов в твоей памяти задержалось, а то, что Дубровин, помимо этих парадоксов, настоящий, стопроцентный ученый, только догадываться можно… Весь ваш фильм — это халтура, понимаешь? Хал-ту-ра, — по складам произнес Кент.