— Ну что, продолжим?
— Машина работает?
— Естественно, — небрежно бросил Кент. — А чем это вы так недовольны?
— Меня уже трижды спрашивали, когда мы возместим потерянное вчера время. Даже Василий Борисович звонил.
— Даже Василий Борисович… И что же вы ответили?
— Что это будете решать вы, Иннокентий Дмитриевич.
— И правильно ответили, — Кент одобрительно усмехнулся. — И впредь отсылайте с подобными претензиями ко мне.
— Да? А мне уже прозрачно намекнули, что я не хозяйка в своей лаборатории.
— И это больно задело ваше самолюбие? — осведомился Кент.
— Дело не в моем самолюбии, — с раздражением сказала Софья.
— А в чем же?
— А в том, что потерянное время надо действительно как-то возместить!
— Вот тут я несколько виноват, — согласился Кент. — Но я просто не успел сказать, что сделаем это в первое же воскресенье. Ну, а в ближайшие два-три месяца претензий, я думаю, вообще не будет.
— Почему?
— С будущей недели начинаем счет для Маликова. Это как минимум часов триста, значит, надо переходить на трехсменную работу. Так что волей-неволей придется мне самому смотреть за машиной в оба.
— А где мы возьмем людей? У нас же формально и для двухсменной работы людей не хватает.
— Как-нибудь перебьемся. Пока сам буду выходить по ночам.
— Но это же не дело, Иннокентий Дмитриевич.
— А другого выхода нет. Надо срочно искать людей.
Да, люди очень нужны были, и срочно, и все же, когда через неделю Софья послала к Кенту инженера-радиотехника, рекомендованного отделом кадров, тот отказал, не поговорив и десяти минут.
— И чем же он вам не показался? — спросила обескураженная Софья.
— Ему тридцать два года, и уже восемь лет, как он окончил институт, — сказал Кент. — За эти восемь лет он не прибавил к своим знаниям ничего. Даже кое-что растерял из того, чему его учили. А это значит, что он либо ленив, либо бездарен. И то и другое меня не устраивает.
— Если вы полагаете, что нам удастся найти людей сплошь незаурядных, вы наверняка ошибаетесь, — сухо сказала Софья.
— На гениев я не рассчитываю. Но желание работать — а в наших условиях это прежде всего означает желание учиться — должно быть непременно у каждого. Иначе через год-два такие псевдоинженеры превратятся в балласт, от которого нам придется избавляться всеми правдами и неправдами. Вы же знаете, что уволить человека по причине его профессиональной непригодности практически невозможно. По судам же затаскают.
— Но и с вашими критериями отбора, боюсь, мы далеко не уедем.
— Мой критерий отбора я считаю единственно верным, — упрямо сказал Кент.
— Ну, разумеется, — рассердилась Софья, — в принципе вы совершенно правы. Но реальная действительность, к сожалению, нередко вносит весьма существенные поправки в прекрасные идеалы!
— Демагогия, Софья Михайловна, — невозмутимо отпарировал Кент. — Мы ведь не на собрании.
— Ну, знаете ли…
— А при чем тут прекрасные идеалы? Речь идет о вполне конкретном заурядном инженере, которого я не захотел взять. А единичный случай не повод для обобщений. Уж в этом-то я по крайней мере прав, нет? — добродушно сказал Кент.
— В этом правы, — пришлось признаться Софье.
— Ну и лады, давайте работать.
Скоро Софья настолько втянулась в эту работу, что ничем другим уже почти не занималась. Она все чаще задерживалась с Кентом по вечерам, и как-то сами собой установились у них отношения самые непринужденные, уже говорили они друг другу «ты», и когда однажды в сердцах Кент буркнул на какое-то ее возражение: «Типично бабская логика», Софья с некоторым удивлением обнаружила, что ничуть не обиделась, потому что Кент был прав. Да и вообще уже не вспоминала она, что Кент на десять лет моложе ее и она его начальница…
Давно уже не работала она так много, а усталости почти не чувствовала и даже как будто помолодела, о чем ей не преминули «многозначительно» намекнуть. Даже Леонид как-то вечером иронически осведомился:
— Влюбилась ты, что ли, в своего вундеркинда? (Словечко, невзначай пущенное Маликовым, видимо, прижилось.)
— Глупо шутишь, — поморщилась Софья.
За две недели до защиты отчета Маликова выяснилось, что к сроку они не успевают. Кент, постукивая пальцами по столу, решительно сказал:
— Придется тебе идти на поклон к твоему приятелю. Проси отсрочки.
— А если он не согласится? У них, насколько я знаю, все готово.
— Проси. До сих пор он держался джентльменом, авось и сейчас от своей роли не откажется. Постарайся убедить, что это в конечном счете в его же интересах.