— Вряд ли сейчас стоит думать об этом, — осторожно сказала Софья.
— Да? А о чем же сейчас стоит думать? О работе? Она-то, голубушка, от всего спасет — от тоски, от одиночества, от пьянства… И от несчастной любви тоже? Хотя какая уж тут несчастная любовь… Хоть какая была бы, и то ладно.
— А может, рано ты… крест ставишь?
— Может, и рано, — согласился Кент. — Поживем — увидим… Ну что, спать будем? Приютишь меня еще на ночку?
Софья вздохнула и пошла стелить.
Но Кент так и не уснул в ту ночь. Сквозь дрему Софья слышала, как он встал и ушел на кухню. Выждав немного, она накинула халат и пошла следом.
Кент сидел за столом и смотрел в черное окно. На ее шаги он медленно повернул голову, спокойно сказал:
— Спи, Сонюшка, тебе нужно. А я посижу еще. Ты не беспокойся за меня.
Она медлила уходить. Кент взял ее руку и прижал ладонь к губам.
— Спасибо тебе, милая. Правда, иди спи, я в полном порядке.
29
Другим стал Кент. Внешне он, казалось, почти не изменился — то же безулыбчивое, строго сосредоточенное лицо, спокойный голос, отдающий четкие распоряжения. Вот только одежда вдруг повисла на нем мешком, и на тревожный вопрос Софьи Кент признался, что похудел на девять килограммов.
— Понимаешь, совсем не могу есть.
— Сходи к врачу.
— Зачем? Я здоров. А килограммов в запасе у меня еще порядочно.
Работал он как никогда много, не замечая времени, и когда Софья совсем выбивалась из сил, он говорил:
— Иди ложись, а я еще на кухне посижу, поработаю.
Но случалось, что среди работы на него вдруг находили приступы глубокой задумчивости, он сидел, уставившись неподвижным взглядом в одну точку, и, если Софья окликала его, отзывался не сразу.
— О чем ты думаешь? — спросила она его однажды.
— Я? — Он помолчал. — Да вот пришла в голову бредовая мысль: что все это, — он кивнул на выкладки, — и то, что уже сделано, и все мое блестящее математическое будущее, я отдал бы за то, чтобы хоть на миг увидеть Ольгу живой. Да ведь в сделку с дьяволом не вступишь, душу черту не продашь… Знаешь, я даже не думал, что так любил ее. Об отце я уже не так часто вспоминаю, а о ней постоянно. И по ночам снится. Чаще всего маленькая девочка с косичками и бантиками. — Он, откинувшись на спинку стула, смотрел куда-то поверх ее головы. — И одна мысль покоя не дает — в чем-то я виноват перед ней. Может быть, даже в ее смерти…
— Господи, да как это может быть? — встревожилась Софья. — Не мучай ты себя!
— Да ты не бойся, я не спятил, — улыбнулся Кент. — Умом-то и сам понимаю, что никакой моей вины в ее гибели нет, а тут, — он ткнул себя пальцем в грудь, — что-то не хочет соглашаться с такой логикой. Ноет — и все.
— Это пройдет, Кент.
— Наверно… А мне что-то и не хочется, чтобы проходило. Пока болит, Ольга как будто и не совсем мертвая, что ли…
Однажды он пришел к ней особенно мрачный. Сели работать: Кент взялся за выкладки, явно пересиливая себя, и Софья вскоре предложила:
— Может, не будем сегодня?
— Почему?
— Да ты какой-то… Случилось что-нибудь?
— Нет, ничего особенного… Георгий приезжает, муж Ольги.
— Тебе не хочется его видеть?
— Не в том дело… — Он помолчал. — Я разыскал двух человек, бывших в последнем походе, когда Ольга умерла. Из того, что они рассказывают, получается, что именно Георгий главный виновник ее гибели.