Любимчикам каторжные работы не подсовывают.
Время отдыха для тела Патриарха истекало. Через три минуты явится Русаков.
Тело неуклюже приподнялось, само себя, как барон Мюнхгаузен, выдернуло из кресла, грузно прошагало к столу, гулко бухая сердцем под ребра.
Хрипло откашлялось.
Еще минута.
Тихо зажужжал зуммер.
— Николай Аристархович, к вам Русаков.
— Просите.
38
Не виделись месяца полтора, недолго поразглядывали друг друга.
— Жив, курилка? — спросил Патриарх.
— Что мне сделается… Вы-то как?
— Я-то? — Патриарх хмыкнул. — Как замерзший часовой на посту. Издали посмотришь — страшно, ружье торчит, подойдешь поближе — непонятно, спит вроде, а чуть пальцем тронь — повалится.
Посмурнел Русаков, затревожился. «Шутник», — неодобрительно подумал о себе Патриарх.
— Ладно, чего обо мне… Давай о деле.
Предисловий Патриарх не любил и выдал, будто в упор выстрелил:
— Ну что, поедешь в Сибирь?
Полувопрос, полуприказ.
Молчит Русаков.
Почему молчит?
— И… кем же вы меня туда?
— А я, голубчик, по причине своего высокого положения мелочами не занимаюсь. Если кого и назначаю, то исключительно генералов отечественной индустрии. Вот генералом и поедешь. Хозяином.
И опять молчит Русаков. Радости на лице ни на грошик медный.
— Чем недоволен?
— А вы не думаете, что я не справлюсь?
Банальный ход, Русакову вроде бы и не пристало так.
— А почему я должен так думать?
— Ну, все-таки… Сколько у меня народу будет, в подчинении?
— Тысяч пять… для начала. Сам не знаешь?
— Знаю. Потому и боюсь.
— Боишься?
— Да, Николай Аристархович, боюсь.
— Чего?
— А вот того, что я уже сказал.
Разговорчик, однако…
— А сколько у меня народу в подчинении, знаешь?
— Догадываюсь. Тысяч семьсот?
— Ошибаешься, — качнул головой Патриарх. — Разве что человек двести, что по кабинетам и коридорам ошиваются.
— Все шутите, — поскучнел Русаков.
— Да нет, представь себе. У семисот этих тысяч, — я-то, кстати, их не считал, — свои начальники есть, они командуют. И у тебя свои будут.
— Ну, во-первых, их найти надо.
— Надо, — кивнул Патриарх. — Найдешь.
— Где?
— А это уж не моя забота. Человек пять я тебе порекомендую, а решать сам будешь, брать их или нет. У тебя, кстати, возможности для поиска побольше, чем у других. Я думаю, не один сочтет за честь поработать под твоим руководством.
— Приятно слышать такие речи…
— Я ведь не шучу. Или еще на комплименты набиваешься?
— Да не нужны мне ваши комплименты, — с тоской в голосе, уже по-настоящему встревожившей Патриарха, сказал Русаков. — Что вы думаете, цену себе набиваю, что ли? Постарайтесь посерьезнее отнестись к моим доводам. Ведь дело касается, можно сказать, половины моей жизни. Да и не обо мне речь, а прежде всего о самом деле.
— Ну, давай о деле, — согласился Патриарх, внимательно разглядывая Русакова. — Что тебя прежде всего тревожит?
— А то, что я не умею работать с людьми, — сказал Русаков. — Вспомните, сколько раз за те одиннадцать лет, что мы знакомы, я говорил вам — я прежде всего инженер, а не администратор.
— Много раз говорил, — кивнул Патриарх. — Да ведь я, милый мой, тоже не всегда чиновником был. Тоже инженерия, и неплохо, говорят, до сих пор из моего инженерства кое-что служит… А вот представь себе, пришлось стать чиновником. Жизнь заставила. Война в первую очередь. Мне, кстати, тоже тридцать пять было, когда война началась.
— Но сейчас-то не война.
— Не война, говоришь? Да, пушки не стреляют, тут ты прав, конечно… — Патриарх помолчал и, выпрямившись в кресле, заговорил резко, отчужденно: — Что, прикажешь мне лекцию тебе прочесть? Что война все-таки идет, не с автоматами наперевес, а другая — интеллектуальная, техническая, машинная? Война технологий, инженерной и научной мысли. Сравненьице прикажешь подобрать? Что вместо пулеметов кульманы, а пистолетов — авторучки и… — он постукал пальцем по лбу, — вот это серое вещество? Оставь эти пошленькие сравнения для журналистов.
— Тяжелую артиллерию в ход пускаете? — прищурился Русаков. — А может, не надо? На таком уровне мы вряд ли до чего путного договоримся. Не на собрании, однако…
«Ах ты… щенок!» — взвился было на дыбы Патриарх, но сдержал себя, поняв — подобными аргументами Русакова не проймешь и тон такой вряд ли уместен.
— Ладно, не возникай, — улыбнулся Патриарх. — В словесной эквилибристике мы оба, я думаю, поднаторели. Давай по существу. Ты говоришь, что не умеешь работать с людьми…