Выбрать главу

Когда я сообщил Филдингу, что Лу Ли приехала со мной из Северной Каролины и ждет снаружи, он попросил дать ему несколько минут – чтобы "собраться с мыслями", прежде чем Лу Ли предстанет перед камерой. Его просьба шокировала меня. Может ли компьютер… смущаться? Да, вне сомнения, такой компьютер, как «Тринити», способен проявлять истинно человеческие чувства. Во время беседы с нейрослепком Питера Година было ощущение разговора с машиной; но когда я общался с живым Питером, из крови и плоти, – разве у меня не было того же ощущения, что передо мной машина? Эндрю Филдинг, напротив, был человеком эксцентричным, увлекающимся и остроумным. Даже в синтетическом голосе его нейрослепка проскальзывали знакомые задорные нотки – угадывался человек, десятки лет хранивший афишку ночного клуба, где он в 1967 году слушал Джимми Хендрикса.

Пока Филдинг "собирался с мыслями", мы с ним обсудили судьбы людей, вместе с которыми работали над проектом «Тринити». Зак Левин давно оправился от сотрясения мозга, которое он получил, когда Гели одним ударом положила его на пол во Вместилище. И теперь вернулся на прежнюю работу – руководит научно-исследовательским отделом в фирме "Годин суперкомпьютинг". Джона Скоу уволили из АНБ; по слухам, он пишет роман, основанный на опыте его работы в этой сверхсекретной организации. Грядущий бестселлер! Так же как и Джон Скоу, Гели Бауэр знала слишком много неприятных государственных секретов, которые могли всплыть на публичном процессе по делу об убийстве Филдинга. После того, как следователи Агентства национальной безопасности и президентской Секретной службы обстоятельно допросили ее, Гели позволили благополучно исчезнуть. Хочется думать, что правосудие где-нибудь и как-нибудь настигло эту особу, но я подозреваю, что она преспокойно работает шефом отдела безопасности какой-нибудь корпорации, наводя страх как на своих начальников, так и на их подчиненных.

Когда Филдинг наконец сообщил, что готов к встрече с Лу Ли, я тепло попрощался с ним и пошел к двери.

– Дэвид! – вдруг окликнул меня синтетический голос.

Я остановился и оглянулся на черную сферу.

– Да?

– Видения беспокоят тебя по-прежнему?

– Нет, пропали. Совсем.

– А нарколептические припадки?

– Тоже исчезли.

– Замечательно. А скажи-ка мне… ты до сих пор гадаешь, насколько реальны были твои сны?

Я задумался.

– Для меня лично они были реальностью, – сказал я. – Больше ничего утверждать не могу.

– И тебя не интересует истина?

О, Филдинг в чистом виде! Узнаю его пытливо-ироническую манеру!

– А ты готов мне что-то сообщить?

– Да.

– Валяй. Выкладывай.

– Помнишь свой первый сон, который возвращался снова и снова? Парализованный некто в кромешной темноте и полной тишине?

– Конечно, помню.

– Ты сказал мне, что видел рождение Вселенной: вспышка Большого взрыва, похожая по яркости на взрыв водородной бомбы; затем стремительно расширяющееся материальное пространство, которое стало оттеснять Бога во все стороны.

– Да, именно так.

Я вернулся к черной сфере.

– Ты говорил, что это производило впечатление не сна, а наплыва ярких воспоминаний. Как будто ты некогда действительно видел все это. Глазами Бога.

– Правильно.

– Но Бог ничего подобного видеть не мог.

– Почему?

– Потому что на самом деле все было иначе.

– Откуда ты знаешь?

– Любой серьезный физик или астроном это знает. В течение первых двухсот миллионов лет после Большого взрыва не было никакого света во Вселенной.

Меня мороз продрал по спине.

– Ч-что?

– Даже некоторые физики красоты ради описывают начало Вселенной как взрыв огромной шаровой молнии. Это устоявшийся образ в массовом сознании. Слепящий свет во все стороны и так далее. На самом же деле Вселенная поначалу состояла преимущественно из атомов водорода, которые поглощали весь доступный свет. Первые звезды загорелись только через двести миллионов лет, когда сила тяжести начала сгущать и уплотнять массы водорода. Так что в реальности Большой взрыв выглядел совсем иначе, чем ты «помнишь». Вернее, он никак не выглядел. Просто чудовищный невидимый взрыв. Темнота взорвалась в темноте. Ни малейшего сходства с термоядерной вспышкой.

Я тупо таращился на медленные вспышки лазеров в черной сфере. Было ощущение, что у меня руки и ноги отнимаются. Вот-вот упаду.

– Ты хочешь сказать, что все мои сны – не более чем выдумки больного мозга?

– Нет, этого утверждать я не берусь. Многое из того, что тебе снилось про Вселенную, очень верно. Да и все остальное может быть чистейшей правдой. Я просто хотел указать на один факт, на одно «крохотное» несоответствие. А ты уж делай выводы. Сны человека – его личное дело. Я вообще-то большой энтузиаст снов. Мне самому полусознательные видения помогли достичь очень многого в реальном мире. Впрочем, и тебе сны здорово помогли. Даже жизнь спасли! И можно смело сказать, не только твою жизнь спасли, но и жизни миллионов американцев. Поэтому не бойся своих снов.

Я стоял в растерянности, не зная, что ответить.

– Надеюсь, я поступил правильно, сказав тебе это, – продолжал Филдинг. – Не хочу, чтобы ты до конца жизни страдал комплексом Иисуса. Ты не мессия, Дэвид. Возвращайся лучше к врачебной практике. Работать пророком – одинокое и накладное занятие.

Если бы Левин и его команда уже научились реалистически синтезировать смех, то на пути из зала с черной сферой я непременно услышал бы несущийся мне в спину хохот Филдинга.

За дверью ждала Лу Ли – нарядно одетая, взволнованная. Застенчиво моргая, она вопросительно уставилась на меня.

– Ну как, Дэвид, он хочет повидаться со мной?

Я кивнул и улыбнулся. За три месяца ее английский изменился до неузнаваемости.

– А как он… как он себя чувствует… там? Хорошо? – Ее глаза поневоле увлажнились.

– Он скучает по вам.

– Это замечательно. Я имею ему кое-что сказать! – По ее лицу расползлась счастливая улыбка. – И это будет делать его очень счастливым.

– И что же это за новость? – спросил я, лукаво щурясь.

Лу Ли замотала головой:

– Нет, сперва я должна сообщить ему. А уж потом и вы будете узнавать.

Она скользнула мимо меня во Вместилище.

Я вышел на яркое солнце пустыни и посмотрел в сторону административного ангара. Рейчел сидела на капоте нашего взятого напрокат «форда». На ней были синие джинсы и белая свободная рубашка – совсем как в тот день, когда она в панике позвонила мне из своего кабинета, в котором похозяйничали аэнбэшники.

Рейчел соскользнула с капота и пошла ко мне с настороженной улыбкой на лице.

– Ты в порядке? – спросила она.

Я кивнул. В моей голове все еще звучали последние слова Филдинга. Если мои сны действительно были всего лишь галлюцинациями, как всегда утверждала Рейчел, то каким образом я из этих видений узнавал практические факты, которые несколько раз помогли нам с Рейчел выжить? Впрочем, одно мне было теперь ясно: ответы на эти вопросы я мог искать не торопясь. Может, со временем они сами придут.

– Точно все в порядке? – переспросила Рейчел, обвивая рукой мою талию. Она тщательно следила за тем, чтобы случайно не коснуться моего раненого плеча. – А что посоветовал тебе Филдинг?

– Велел возвращаться к медицинской практике.

Рейчел рассмеялась, и ее темные глаза заискрились на солнце.

– Я с ним согласна. – Она обняла меня уже обеими руками и, притянув поближе, ласково сказала: – А впрочем, что бы ты ни решил – я всегда на твоей стороне. Делай, что тебе нужней.

Я оглянулся на Вместилище, затем поцеловал Рейчел в лоб.

– Всего на свете мне нужней ты.