По страницам "Войны и мира"

они отступают. «Мальчишкам только можно так забавляться, — прибавил князь Андрей по-русски,

22

выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его». (Курсив

Толстого.)

Уже не в запальчивости, уже успокоившись, он еще раз сознательно оскорбляет Жеркова: «Он

подождал, не ответит ли что-нибудь корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора».

Казалось бы, Жерков, так любящий веселиться, дразнить всех вокруг, безнаказанно издеваться

над русскими и австрийскими генералами, — казалось бы, этот бесшабашный Жерков должен с лег-

костью идти на дуэль и при первом же резком слове бросить вызов оскорбившему его человеку. Но

нет. Жерков становится очень благоразумен, как только дело касается его драгоценной жизни. Небла-

горазумен князь Андрей, но мы прощаем пронзительный голос, крик, резкость, потому что за всем

этим — крупные чувства: подлинная горечь поражения и надежда на победу, и мечта о подвиге. А у

Жеркова все мелкое: и развлечения, и мысли о карьере, и мгновенный расчетливый страх перед кня-

зем Болконским.

***

Прошло несколько дней — тянулись будни войны; позади осталось несколько сражений, в ко-

торых русские солдаты проявили «храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем», — и вот

после одного из таких сражений, где Кутузов атаковал и разбил французскую армию генерала Мор-

тье, князь Андрей Болконский едет с известием об этой победе к австрийскому двору.

Толстой очень подробно рассказал о столкновении князя Андрея с Жерковым. И — в трех

строчках — об участии Болконского в битве: «Князь Андрей находился во время сражения при уби-

том в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оца-

рапан в руку пулей». Позже князь Андрей будет вспоминать, «как содрогается его сердце, и он выез-

жает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удеся-

теренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства».

Больше мы ничего не узнаем об этом сражении, да и не нужно; мы уже поняли главное: там,

где проверяются душевные силы человека, князь Андрей радостно напряжен; он ведет себя точно

так, как мы ждем от него. Но вот о чем хочется задуматься: кажется, он легче справляется с собой

в бою, чем в буднях; это чувство испытает позднее и Ростов; в сражении все ясно: позади — свои,

впереди — чужие; а в буднях все переплетается, и трудно бывает понять, кто свой, кто чужой и где

главные враги.

Вот он скачет в Брюнн к австрийскому двору с известием об одержанной русскими победе. Он

радостно возбужден, взволнован, многое перенес за сутки, настроен торжественно. Но австрийский

двор вовсе не так обрадован победой русских, как представлялось князю Андрею. Здесь вступают в

действие иные силы, иные стремления, «дипломатические тонкости», как говорит князь Андрей, и он

чувствует, что «весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в

равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта».

Совсем недавно мы слышали срывающийся голос юного Ростова: «...я не дипломат. Я затем в

гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей...» Князь Андрей и старше, и опытней, и ум-

нее Николая Ростова; они очень разные люди — первая же встреча между ними приведет к ссоре и

едва не кончится дуэлью. Но оба они пришли на войну с чистыми помыслами и поэтому становятся

похожи друг на друга, сталкиваясь с той силой неестественного, несправедливого, которую оба не мо-

гут и не хотят понять.

Дипломат Билибин объясняет князю Андрею то, что ему непонятно. Какая радость а в с т р и й -

с к о м у двору от победы р у с с к и х войск, когда австрийские генералы один за другим подвергаются

полному поражению? Оказывается, и здесь живут и диктуют свою волю те законы, от которых князь Ан-

дрей бежал из петербургского света.

Недаром здесь, в Брюнне, среди дипломатов оказывается Ипполит Курагин — ненавистное Бол-

конскому воплощение гостиной Шерер. Правда, он «был шутом в этом обществе», но его слушают,

не гонят, он спокойно ждет наград и повышений по службе...

Встреча с австрийским императором разочаровала князя Андрея — он не успел толком

рассказать о сражении, он увидел равнодушие к тому общему делу, интересами которого жил в по-

следние месяцы; можно было закричать на Жеркова, но если император союзной Австрии относит-

ся к войне почти так же, как Жерков, — что делать тогда?