– Да... Потом инструменты всякие... Молоток, лопата, отвес... Вот, собственно, и все. В субботу вечером, поздно, опять надели мешок, посадили в машину – не в мою, а в чужую – и привезли к самому дому. Высадили и в ту же секунду умчались.
– А машина? Ваша машина, я имею в виду?
– Стояла во дворе, на обычном месте.
– Как вы думаете, где может находиться подвал, в котором вас держали?
– Понятия не имею. Скорее где-то за городом – мне показалось: деревья шумели. Но точно не скажу. Мог быть дом в каком-нибудь сквере, здесь же, в Москве. Мне казалось, что мы очень долго ехали. Но я, честно сказать, так обалдел, что потерял чувство времени. И потом, они вполне могли кружить по улицам, чтобы сбить меня с толку. Хотя вроде ехали мы по прямой... Не знаю.
– Хорошо, Сергей, спасибо большое, – сказала Галкина. – У меня к вам, конечно, еще куча вопросов, но не стану вас больше мучить. Ждем завтра у нас в студии, где, я надеюсь, состоится более подробный разговор.
– Ну, так, – сказала я. – И что, спрашивается, из этого следует? Что убийца – не Костя или что Костя – масон?
В самом деле, как просто! Вот оно, то самое звено, которое объединяет личное с общественным, любовь – с политикой. Я добросовестно попыталась представить себе Костю в балахоне и в маске. Что ж, не более странно, чем Костя с пистолетом. Я уже ничему не удивлюсь.
– Маринка! – взмолилась я. – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь!
Она посмотрела сквозь меня и проговорила тоном сомнамбулы:
– Евангелие? Он сказал: Евангелие? Но это же очень интересно! Я хочу видеть этого человека!
– Кого, Кузнецова?
– Его, его...
– Зачем он тебе сдался?
– Поговорить.
– Что ты хочешь от него услышать? Он уже все сказал. А чего не сказал – скажет завтра.
– Нет, – решительно возразила сестра. – Я хочу сама задавать ему вопросы. Понимаешь? Вот увидишь – завтра они очень быстро перейдут к размышлениям по поводу, а у меня совсем другие задачи.
– Да что говорить, – сказала я. – Все равно нам до него не добраться.
– Почему не добраться? – невозмутимо заявила сестра. – Ты же говоришь, у тебя есть его телефон.
Я пожала плечами.
– Ну и что? Что ты будешь с этим телефоном делать? Позвонишь и скажешь: я поклонница вашего таланта? Или – я вас видела по телевизору, вы мне очень понравились?
– Почему я? – удивилась сестра. – Не я позвоню, а ты! Тут опешила я.
– Но я вовсе не собиралась ему звонить! Что я ему скажу?
– Скажешь, что хочешь поговорить. Уверяю тебя, он клюнет! Во-первых, он наверняка подумает, что ты собираешься откровенничать насчет Никиты, а во-вторых, ты ему явно понравилась.
– С чего ты взяла?
– Не знаю. Чувствую.
– Но я совершенно не хочу с ним разговаривать!
– Тебе и не нужно. Разговаривать буду я.
– Транзит? – догадалась я.
– Транзит, – подтвердила сестра. Систему «транзита» мы разработали сто лет назад, в восьмом классе. Дело было так. Я влюбилась в мальчика из десятого класса, но совершенно не знала, как к нему подступиться. Маринка, разумеется, была в курсе. И вот, войдя в мое бедственное положение, она протянула мне руку помощи. Ее саму мой «объект» нисколько не интересовал, поэтому она чувствовала себя куда более независимо, чем я, и ни капельки его не стеснялась. Под каким-то предлогом – уж не помню каким, – она подошла к нему и завязала знакомство. Они начали общаться, а через пару дней Маринка представила ему свою любимую сестру и потихоньку отошла в тень. Далее следовала моя партия, с которой я справилась уже сама, без посторонней помощи.
Со временем мы развили эту систему и усовершенствовали, снабдив множеством мелких деталей. Разумеется, при осуществлении «транзита» большое внимание уделялось внешней стороне дела. В решающий момент та, ради которой все это затевалось, должна была выглядеть как можно лучше, а та, которая выполняла роль Серого Волка при Иване-Царевиче, наоборот, должна была иметь вид как можно более невзрачный. Конечно, нельзя сказать, чтобы успех был гарантирован – нет. И все-таки из пяти случаев – а мы с Маринкой прибегали к этой системе ровно пять раз – «транзит» сработал в четырех, что, согласитесь, очень и очень неплохо.
Звонить Кузнецову мне не хотелось ужасно. И просто не хотелось, и непонятно было, чего Маринка надеется от него добиться. С другой стороны, я привыкла считать, что она знает, что делает. Кроме того, мне совсем не улыбалась перспектива сидеть сложа руки и ждать Костиного приезда. Пусть уж лучше хоть что-то происходит – даже если я не верю, что от этого будет толк.
Я откопала в сумке кузнецовскую визитную карточку и решительно набрала номер. К телефону подошел он сам.