Просто подскажи - как надо? Но нет - обо всем я должен догадаться сам. А о чем догадаться? И где уверенность, что догадка будет соответствовать хоть чему-то реальному?
Научись считывать информацию! Хорошо, дайте мне информацию, и я ее считаю! Конечно, СВ продемонстрировал силу - построил своих поддавшихся панике пациентов, конечно - ему хорошо.
Не понятно только, отчего он не желает никого учить. Неужели он не хочет поделиться своими знаниями? И ведь от него не требуется ни навязываться кому-то в учителя, ни упрашивать выслушать его. Это же так просто - ответь на вопросы и дай технологию развития. Ну почему так не поступить?
Безмолвным ответом на мой вопрос в памяти всплыл образ Кастанеды. Вначале своего обучения он требовал от дона Хуана получения знаний по заранее задуманной им схеме, что для старого индейца оказалось неприемлемым и было с негодованием отвергнуто. Может быть, и здесь так? Может. Но все равно это слабое утешение.
Он похож на свет этих фонарей, думал я, выискивая в темноте остатки асфальтной дорожки, - светит только для себя, а тут скачи в потемках наобум. Хотя, с другой стороны, кто мне доктор? Одно слово сумел принять - так прими и стихи. Нет же - уцепился за первый успех и почил на лаврах, то же еще - волшебник.
И потом, что у меня за подушка все время в голове? Мало того, что не удалось узнать ничего вразумительного, так вдобавок ощущение ватной подушки. И еще: откуда, спрашивается, взялась жужжащая тяжесть над головой? Да уж, плодотворный выход в люди. «В мозгу туман, в кармане фига»...
Внутренний диалог начинал идти вразнос. Я перепрыгнул очередную канаву и, получив секундную встряску вместе с мгновением внутреннего молчания, переключился на другую волну.
А может, не надо суетиться. Во-первых, мои технологии позволили все-таки наработать некоторые умения. Ведь и из числа пятнадцати я стал «избранным», хохотнул я про себя. А во-вторых, ведь никто не мешает повторить попытку считывания стихов еще и не раз, и не два. Никто же не сказал, что все потеряно.
Надо продолжать, надо пытаться... Другого пути нет. Нет другого пути. Надо пытаться еще и еще раз. Ведь хожу же я по этим убитым улицам километр туда и километр обратно каждый день, хотя другим кажется, что дороги здесь нет. Ведь для чего-то я это делаю?
Что я должен понять, какой урок вынести, чему научиться? На кой мне это ежедневное путешествие? В чем его сакральный смысл? Не известно.
И все равно я иду. И буду идти, потому что больше деваться некуда. И так будет до тех пор, пока я не осознаю причин. А иду здесь потому, что, видимо, нет другого способа довести их до моего сведения. Наверное, невозможно объяснить их ни словами, ни жестами, а только вот так - через практику пути.
Хорошо, торопиться не будем - вернем обществу здорового человека. Требует принять информацию - примем.
19. Я – гений, прочь сомненья...
Я проснулся от того, что кто-то отвечал. Поразительно, я задавался вопросом и кто-то на него отвечал. Причем вопрос задавался не в словесной форме и даже не мысленно, а простым переносом внимания. Все началось с того, что во сне что-то у меня вызвало интерес, я перенес туда внимание и получил ответ. Но самое удивительное было в другом.
Невидимые собеседники во сне - обычное дело. Они, как правило, бормочут что-то бессвязное и неопределенное на интересующую их тему, но сейчас все происходило совершенно иначе. Текст читался отчетливо, с декламаторским выражением, отвечал существу заданных вопросов, и что самое странное, он был в стихах!
Я не большой ценитель поэзии, точнее, вообще никакой. Меня всегда раздражали читаемые на распев и с подвыванием глупости со сцены или с экрана телевизора. Чтение стихов в книгах мне представлялось вообще бессмыслицей, поскольку их внутреннее наполнение кардинально менялось в зависимости от сопровождающей их интонации.
Если стихи читать веселым, задорным тоном - то они становятся смешными, если драматическим - то они навевают трепет. Это наводило на мысль о том, что в стихах отсутствует какое-либо не зависимое от читателя содержание, а раз так, то и нет резона тратить на них время.
Как и в прошлый раз, текст, появлявшийся у меня в голове, был поразительной красоты и образности. Создавалось впечатление, что некий античный учитель отвечает на невысказанные вопросы своего ученика. И хотя речь шла об устройстве мироздания, текст был в высшей степени художественным и в то же время конкретным и ясным. Я замер, прислушиваясь к происходящему.
Вначале удавалось сохранять полное молчание и текст следовал какой-то своей внутренней логике, но по мере того, как содержание увлекало меня и я проявлял любопытство к тем или иным нюансам, он изменял свое течение, чтобы осветить заданный вопрос. Казалось, поэтическому изложению не будет конца.