Ведь невозможно сравнивать сказочный лес с зарослями кустов и деревьев в лесу за околицей, считая их понятиями одинаковыми. Конечно, основу любого леса, в том числе и сказочного, составляют деревья.
Но в сказочном лесу произрастают деревья, кроны которых есть не что иное, как коконы живущих в них людей, погруженных в созерцание пусть физического, но от этого не менее иллюзорного мира. Избушка на курьих ножках обеспечивает путешественнику проход в лес, туда, где обитает Кащей Бессмертный.
В избушке, своего рода контрольно-пропускном пункте на границе, непременно живет Баба-Яга. Она всегда в курсе происходящего в нагваль-лесу и как оператор принимает ответственное решение поворачивать ей избушку «к кому-то передом, а к лесу задом» или нет. Поворот избушки, по сути, осознанный поворот дисков кокона Бабы-Яги.
Если «таможня давала добро», то путник помещался внутрь кокона-избушки, диски поворачивались «к лесу передом» и открывали портал для прохода «на ту сторону». А где-то там, в небе над лесом, парит трехголовый дракон Змей Горыныч.
Теперь понятно, в каком лесу Иван нашел себе Царевну-Лягушку и почему она никак не могла зафиксировать внимание в человеческой форме. Просто-напросто у нее был синдром Чеширского кота, вынужденного то проявляться полностью, то растворяться до улыбки.
Потом, когда Иван сжег лягушачью кожу, за царевной тут же явился Змей Горыныч. Раньше я никак не мог понять, откуда он узнал, в какой деревне и каком доме прячется Царевна-Лягушка. А теперь все становилось на свои места. Змей Горыныч ее союзник - дракон, живущий в небе нагваль-леса, поспешил на помощь своей хозяйке.
А гуси-лебеди, забравшие с собой братца Иванушку? Очевидно, у него произошел вылет орла или лебедя в тундру, здесь выглядевший, как тяжелая болезнь, скорее всего с потерей сознания. Поэтому сестра пошла на его поиск в лес, после чего Иванушке подселилась новая птица. Такой себе шаманский, вполне нормальный, а по тем временам, пожалуй, традиционный способ лечения.
Когда Аленушка ходит по лесу, то с ней разговаривают не звери в прямом смысле, а освобожденные союзники и яблоня прячет ее в своих ветвях потому, что по ту сторону дерево - фактически кокон восприятия высокоосознанного человека или другого существа, живущего в нем.
И поиск адресатов, кстати, очень похож на обнаружение Нео в «Матрице». Разного рода сказочные клубочки, нити Ариадны, указывающие дорогу, - это же самые что ни на есть синапсы. Конечно, они знают направление. Они не могут его порядка не знать, ведь в них содержится информация об источнике, и достаточно удерживать в голове искомый образ, чтобы выйти на него физически.
Картины в моей голове стали разворачиваться лавинообразно. Складывалось впечатление, что где-то прорвало плотину и меня вот-вот смоет информационным потоком.
...Нильс, путешествующий на своем гусе, подобно будде, летящему на мистической Гаруде... Получается, и Жар-Птица, и все вещие птицы - гамаюн, силин, алконост - не выдумки, а явления, недоступные восприятию неподготовленных людей и потому передаваемые им в виде сказочных образов. И драконы, почитаемые на Востоке за мудрость и доброту, вполне реальные существа, просто из другой реальности.
Флейта и девять дырочек, центральная ось вихря и семь чакр кокона, спасающие своей мелодией город. Крысы, его захватившие, не выносят музыки и вынуждены уйти из города-кокона.
Получается, что каждый человек вне зависимости от того, слышит он или нет, издает только ему одному присущее звучание. А другими оно воспринимается на бессознательном уровне. Отсюда симпатииантипатии. И если человек чуть лучше «слышит» или воспринимает полевое звучание, он может стать музыкантом или даже композитором, а если хуже - то в лучшем случае окончит музыкальную школу из-под палки.
А вот еще долгое время не принимаемый и не воспринимаемый мной самим, да и многими другими, Дон Кихот Ламанчский, отважно воюющий с мельницами. Что за странная блажь заставить своего героя воевать с мельницами, рискуя создать дурное мнение не только о персонаже, но и об авторе?
Почему именно с мельницами? Неужели нельзя было придумать что-то более приемлемое? Можно же было подобрать рыцарю врага в виде какого-нибудь обывателя или, в крайнем случае, абстрактного общественного зла? Так нет же, мельницы, от которых одно добро.