Ну ясное дело, недостаточно, еще бы! Ведь на мне была лишь рубашка с кружевами да длинная нижняя юбка. И что же, я должна была выйти на улицу в одном нижнем белье? Издевается надо мной эта черномазая, или я действительно угодила в сумасшедший дом?
Если и так, тем большее спокойствие должна я проявлять, зная, как опасно раздражать ненормальных людей. Поэтому, ни слова не говоря, я взяла в руки свое дорожное платье из мясистого, почитай совсем немнущегося шелка и попросила девушку застегнуть мне его сзади. Какая жалость, что, подобно запасному корсету, у платья застежка не оказалась спереди, тогда я была бы избавлена от риска и не подвергалась бы опасности, прибегая к услугам таких сомнительных личностей.
Горничная, однако, выполнила мое желание сноровисто и с явным удовольствием, вежливо улыбаясь (я наблюдала за ней в зеркало, опасаясь, не питает ли она по отношению ко мне каких злокозненных намерений. Выходит, не питала). Затем я велела упаковать укладки, что она тоже сделала весьма ловко и быстро. Тут я даже подумала - а не велеть ли ей меня причесать, но зная великую трудность сей процедуры, отказалась от нее, ограничившись тем, что заплетенную на ночь косу я собственноручно оплела вокруг головы и заколола, прикрыв затем голову самой скромной из своих шляп с небольшой вуалькой. Поскольку я так и не поняла, что же со мной приключилось, разумно решила для начала как можно меньше бросаться в глаза, для чего весьма кстати оказались носимые мною после траура неброские цвета - серые, лиловатые, придымленные.
Так, теперь вроде бы все. И я велела позвать Романа.
Роман пришел, собрал в кучу чемоданы. Ему помогала горничная. Можно и выходить, а меня вдруг великий страх обуял. Страшно было покидать комнаты, выходить во внешний мир, чужой, непривычный. И что меня там ждет? А с комнатой я уже немного свыклась, могла бы и пожить здесь. И вместе с тем какие-то суетные мысли теснились в голове, вроде чаевых для горничной. Не хотелось, чтобы и этой Роман отвалил целое состояние, что я могла сделать, не зная еще цены денег? Да и не обеднею я из-за одного дня, даже если сто таких чаевых раздам.
Больше медлить было нельзя, и я, собравшись с силами, шагнула в коридор. Огляделась. Коридор как коридор. Я не торопясь направилась к лестнице. Рядом внезапно материализовался Роман и почтительно поинтересовался:
- Не соблаговолит ли ясновельможная пани воспользоваться лифтом? - Ну вот, ни на минуту нельзя расслабиться! И подумать только, на сей раз оглоушил меня собственный доверенный слуга! Каким-таким лифтом советуют мне воспользоваться? Памятуя собственное решение ничему не удивляться, я двинулась в направлении, указанном мне Романом. Передо мной раздвинулась какая-то узенькая дверца, ведущая в крохотную комнатушку. Вряд ли я добровольно шагнула бы в эту клетку, меня сбило с толку зеркало, в котором я отразилась во весь рост, от серых ботинок до пера на шляпе. И вроде бы это перо не туда загнулось. Ну конечно, перед выходом я позабыла взглянуть на себя в зеркало.
Два шага к зеркалу я сделала бессознательно. Роман втиснулся следом за мной, какая наглость! А ведь никогда не позволял себе ни малейшей бестактности по отношению ко мне. Не успела я рта раскрыть, чтобы должным образом отчитать слугу, как вдруг у меня из-под ног поплыл пол, я ощутила, как вместе с комнатой проваливаюсь куда-то. Обладая всегда крепким физическим здоровьем и немалым присутствием духа, я не шлепнулась в обморок, лишь вскрикнула от испуга не своим голосом и изо всей силы вцепилась в Романа.
- Что с пани? - удивился тот.
Он еще спрашивает! Эта дьявольская клетка тащит меня вниз со страшной силой, неизвестно, что еще меня ждет, а он... Я стояла, боясь пошевелиться, в ожидании полной катастрофы, и лишь молила своего ангела-хранителя уберечь мою грешную душу. Вдруг проклятая клетка прекратила свое ужасное падение, дверцы опять раздвинулись - а я и не заметила, когда они задвинулись, и я, отпустив Романа, выскочила наружу.
По всей вероятности, мы оказались в нижнем, приемном помещении "отеля". Само помещение тесное, но за его огромными, под потолок, окнами виднелась улица, где ярко светило солнце и двигались люди. О, сколь прекрасен мир Господень!
Любопытство взяло свое, и я снова обернулась к узенькой двери хитроумного устройства, в мгновение ока доставившего меня вниз с третьего этажа. Так вот каков он, лифт! И вспомнилось мне, что доводилось и ранее сталкиваться с чем-то подобным. В раннем детстве, года четыре мне было, ведь барона Танского поднимало прямо в кресле наверх в гостиную его дома, поскольку по причине ужасающей толщины пан барон не мог уже подниматься по лестнице. Правда, там холопы крутили какие-то рукоятки, сбоку торчавшие, а здесь я ничего такого не заметила. Вот интересно, а вверх такой лифт меня сможет поднять? Очень хочется. Нет, одна - ни за что, только вместе с Романом, и хотя сплетники непременно начнут говорить о моем панибратстве с прислугой, не стану обращать внимания.
Роман же тем временем весьма настойчиво предлагал мне выйти из холла гостиницы на улицу, придерживая стеклянную дверь. Пришлось выйти.
И тут лифт вылетел у меня из головы. Я все-таки втихую надеялась увидеть свою пропавшую карету с лошадьми, а увидела вместо этого множество самодвижущихся экипажей, мчавшихся в обе стороны улицы, причем некоторые из этих экипажей вдвое, втрое превосходили карету и на дома были похожие. И все мчались не только с бешеной быстротой, но и с шумом превеликим. Особо оглушительный шум производила одна громадная молотилка ярко-красного цвета, менее других торопившаяся, зато уж шумела за десятерых. И ни одной лошади!!!
Люди были. Я увидела девушку... Ну, наверное, это была девушка, ибо волосы распустила по плечам и формы вроде бы женские. И совсем нагая! Никакой юбки, ноги до самого верха голые, потом коротенькие панталончики, потом опять кусок голого тела, а верхняя часть туловища небрежно обмотана черной тряпкой. Я не знала от стыда, куда глаза девать, а другие люди на улице просто не смотрели на нее!
Уж не знаю, сколько бы я так простояла в остолбенении, если бы не услышала голос Романа. Подавая мне руку, он что-то такое вроде бы открыл передо мною, а тон его голоса очень напомнил те далекие времена, когда он меня, еще девочку, обучал правилам верховой езды и требовал неукоснительного выполнения всех его команд, поскольку от этого зависела не только целостность моих конечностей, но и сама жизнь.