— Послушай, Анвар, я вот что в толк никак взять не могу. Американцы на каждом углу твердят, как они исламского экстремизма боятся, а ведь эти же их друзья — Раббани и Хекматияр — самые что ни на есть отчаянные исламские фанатики…
— Не совсем так, — перебил Анвар. — Никакие они не фанатики. Для них главное — власть, и ради нее они будут бороться с кем угодно — хоть с Наджибом, хоть друг с другом. Я вообще так считаю: чем человек ближе к кормилу власти, тем у него меньше времени и желания задумываться о Боге — у него есть куда более весомые земные интересы. Свою голову за Аллаха складывают те, кто попроще и поглупее. Помяни мое слово — если эти ребята Наджиба все же когда-нибудь скинут, то между ними такая резня начнется, которой в Афганистане никогда еще не было. Друзья наши моджахеды и всякие там их племенные вожди и сейчас друг друга по всей стране резать не стесняются — из-за оружия, наркотиков, продовольствия, контроля над территорией и так далее, а когда у них и общего врага не станет, вот тогда держись. Американцы вроде должны это понимать, но, по-моему, им на Афганистан по большому счету наплевать. Главное — с нами за Вьетнам рассчитаться, из Афганистана выгнать и с Наджибом поскорее покончить, если получится, а там будь что будет. Исламской угрозы никакой они не боятся, а используют ее как жупел, по мере необходимости, против тех, кто им неугоден. Поэтому у них и получается, что имам Хомейни, который их в свое время из Ирана выкинул, — бешеный исламский фанатик, а точно такой же фанатик Раббани — лапочка и душа человек, а все потому, что на них работает.
— Можно подумать… — начал Андрей Васильевич, однако попытки думать были прерваны мощным глухим рокотом, шедшим, казалось, из самой глубины земли. Здание посольства содрогнулось крупной дрожью, стул под Андреем Васильевичем тошнотно приподнялся и опустился. Задребезжали стекла в книжном шкафу, на полках которого красовались тома никогда и никем не читанной Большой Советской Энциклопедии. Одно из стекол выпало из пазов, перевернулось, падая, в воздухе и, шлепнувшись на ковер, разлетелось на несколько кусков.
— Землетрясение! — вскочил на ноги Андрей Васильевич. Его память тут же услужливо и совершенно некстати подсунула эпизод из только что прочитанной книги с леденящим душу описанием землетрясения, которое в 1935 году разрушило до основания большой пакистанский город Кветту. — Анвар, пойдем скорее наружу, пока не придавило!
Выскочив во двор посольства, Андрей Васильевич и Анвар обнаружили, что кое у кого чувство опасности сработало еще быстрее. Прямо под массивным бетонным козырьком крыши посольства расположилась группка нарядно приодетых женщин из бухгалтерии и машбюро, которые взволнованно и радостно щебетали о том, как удачно им удалось уйти от казавшейся неминуемой беды.
— Вы где встали? Вы хоть немного соображаете? — Анвар показал на козырек. — Если эта штука свалится, от вас и мокрого места не останется. Давайте-ка отсюда куда-нибудь на открытое место и детей туда же выводите.
Дамы дружно ахнули и потрусили в жилой городок.
В воздухе вновь раздался мощный раскат, и следом за ним пошел такой треск, словно кто-то огромный и невидимый стал рвать на части синее полотно пакистанского неба. Вдалеке, из-за деревьев леса, за которым находился Равалпинди, вверх неторопливо всплыло громадное, напоминающее своей формой шляпку гриба облако черного дыма.
— Какой ужас! — воскликнул Андрей Васильевич. — Неужели индийцы атомную бомбу сбросили?
— Не думаю, — озабоченно сказал Анвар. — Они паков ненавидят, но это было бы уж слишком. Хотя кто их знает? Пойдем на крышу, оттуда виднее.
На крыше Анвар показал Андрею Васильевичу в сторону Равалпинди, небо над которым было перекрещено десятками дымных трасс.
— Видишь? Слава Богу, не бомба!
— А что же это такое?
— Да склад это, склад боеприпасов в лагере Оджри взорвался! Эти дурни пакистанские другого места ему не нашли, как на окраине большого города. Вон трассы-то, смотри — это небось ракеты и снаряды во все стороны полетели.