Вздохнув, Робин закрыл глаза. Все-таки это была Бетси.
Завтра, решил он. Пусть Краб разбирается. Сейчас я хочу спать.
Робин шагал по протоптанной им в лесу тропинке, млея от теплых лучей утреннего солнца и густого аромата листвы. Рядом, почти касаясь его бедра, легко бежала Бетси. За одну ночь она разительно преобразилась. Накопление изменений, о которых говорил Шестиног, выплеснулось в нечто непредвиденное, и теперь Бетси отличалась от земных млекопитающих разве что сказочным совершенством пропорций да безупречно золотистой шелковистой шерстью. Ее ясные глаза взирали на мир с радостным любопытством, но центром этого мира для нее по-прежнему оставался Робин. Иногда Бетси отбегала к обступившим тропинку кустам, срывала мягкими губами листья, но остальное время неотступно следовала за Робином — сбылась наконец ее мечта.
И вдруг Бетси напружинилась, по-кошачьи выгнув спину, чуть слышно заворчала. Сразу подобравшись, Робин повел глазами по кустам.
— Наконец-то, — прошептал он, плавно потащив из кобуры скорчер. Тихо, Бетси, тихо…
Один из ближних кустов, с виду неотличимый от других, безобидных и медлительных, с шумом распахнул мохнатые ветви и, вздыбясь, прыгнул на человека. Шагнув навстречу, Робин упал под атакующее чудовище, выстрелив в незащищенный снизу ствол, и перекатился на ноги, переводя скорчер на предельную мощность. Отчаянно бросилась на хищника Бетси, но, встреченная ударом узловатых щупалец, отлетела в сторону.
С треском разорвав ветки, на тропинку выскочил Шестиног. В следующем громадном прыжке кибер врезался в «лесовика», опрокинув его наземь. Робин снова выстрелил, всадив в открывшийся на мгновение ствол полный заряд. «Лесовик» подпрыгнул, волоча за собой Шестинога, и упал. Но шевелился еще долго, демонстрируя необыкновенную, растительную живучесть.
— Глубокий Космос! — восторженно произнес Робин, оглядывая «лесовика». — Это экземпляр!
— Спрячь скорчер, — проворчал Шестиног. — Дорвался!
Усмехнувшись, Робин сунул оружие в кабуру, огляделся, ища взглядом Бетси, и улыбка увяла: животное неподвижно лежало на траве.
— Брось это чучело! — приказал он. — Займись Бетси.
Удостоверившись в смерти хищника, кибер переместился к Бетси.
— Ничего серьезного — шок, — сообщил он спустя минуту. — Если ты уже натешился, я отнесу ее домой.
Бережно уложив животное на свою широкую плоскую спину, Шестиног двинулся по тропинке, сопровождаемый взволнованным шепотом листьев. Смущенно ухмыльнувшись, Робин сказал:
— Пожалуй, я пойду с вами. Не то ты опять с кем-нибудь сцепишься.
— Когда ты повзрослеешь? — отозвался Шестиног. — Охотничек!
— Спятил? Я, что ли, на него напал?
— Так я и поверил! Ты ведь умышленно ходил одним маршрутом, ситуацию создавал, разве нет?
Робин хмыкнул: кибер был прав, но раскусил его хитрость слишком поздно.
— Этим трофеем я украшу гостиную, — сказал Робин. — Интересно, на кого «лесовики» охотятся в бездушном лесу — друг на друга?
— Море рядом, вот и забредают сюда — от избытка активности. Но меня больше волнует Бетси. Она не отходит от тебя ни на шаг. И, кажется, это уже не вызывает у тебя возражений.
— Да ты ревнуешь!
— В меня не заложены подобные атавизмы, — возразил кибер. — Но разве я не прав?
— Что дальше?
— Скоро она станет тебе необходимой.
— Это плохо?
— Откуда мне знать? Зависит от того, где Бетси остановится.
Робин оцепенело сидел в темной комнате, перед прозрачной внешней стеной, бесцельно разглядывая подступивший к самому куполу лес, притихший и неподвижный сейчас, ночью. Лишь изредка тишину нарушал «лесовик», продирающийся сквозь заросли куда-то по своим загадочным делам.
Снова Робин вынужден был сделать перерыв в работе, оставив стройку на попечение Координатора. Снова череда дней начала тяготить однообразием и появилось отвращение ко всему будничному. Не хотелось видеть строительных роботов — исполнительных, туповатых и равнодушных; тягучий голос Координатора становился невыносимым, и все вокруг казалось безнадежным и напрасным, а заглядывать в будущее не хотелось вовсе. Подобные приступы черной меланхолии Робин старался одолеть, развлекая себя дальними полетами на флаере либо влезая в научные изыскания Шестинога, проводимые тем с основательностью и дотошностью, но без должной, как полагал Робин, фантазии.
Однако в этот раз депрессия оказалась настолько глубокой, что Робин погрузился в нее целиком. Абсолютно ничего не хотелось делать, и даже присутствие Бетси, преданно делившей его вселенскую тоску, не согревало. Несколько раз Робина пытался расшевелить Шестиног, подсовывая ему одну из своих многочисленных игрушек — задачку позаковыристее, но Робин отмалчивался, уныло усмехаясь. На время Шестиног сдался, оставив его в покое и удалившись в лабораторию, но довольно скоро вернулся снова, расположился — видимо, надолго — в углу и оттуда скрипуче осведомился: