В тот день, когда судьбе надоела его мягкотелость, и рубеж был наконец-то пройден, его любовь к помывке сыграла свою роль.
Ярко-жёлтая уточка со следами укусов на толстой шейке уткнулась в борт деревянной ванны, накренилась на бок и выпала. Олак лениво проследил за полётом старой приятельницы, подумал, что надо бы поднять её, но дальше мысли дело не зашло – юноша заснул. Снилось ему детство, где от него не требовалось ничего, кроме как много есть и быстро бегать.Братья и многочисленные кузены с кузинами носились вокруг него, призывая то к одной, то к другой игре, а он всё никак не мог выбрать, чему отдать предпочтение.Далее картинка сменилась воспоминанием об Академии Греадо, куда его отдали учиться в десять лет. Вот его первая комната, вот первый урок, первые друзья, первая совместная шалость, а вот и… Тёплые воспоминания детства сменились на кошмар, и он проснулся.
«Надо же: ухитрился заснуть, - раздосадовано подумал юноша и вылез из остывшей воды.
Судя по окружавшей его тишине, остальные уже ушли. Вечно спешащие куда-то соклановцы предпочитали душ, в то время как он оставался верен основательным водным процедурам. Момента «сейчас что-то изменится» он не ощутил, поэтому вылив воду, юноша поспешил к выходу, шлепая по каменному полу босыми пятками. Дойдя до раздевалки, он обнаружил, что его вещи пропали. Призывая гром и молнии, а также стаи кусачих блох и приставучих клещей, Олак завязал маленькое полотенце вокруг талии, дабы скрыть самое драгоценное, с жалостью посмотрел на свою игрушку, размышляя оставить её здесь или всё же унести с собой, решил не бросать и, встряхнув копной мокрых волос, преисполнился решимости пройти два этажа до своей комнаты практически голышом под смешки соклановцев и злорадное хихиканье неизвестного шутника.
«Ничего, подумаешь: одним постыдным воспоминанием больше, одним меньше», - успокаивал себя юноша, высунув голову в коридор. На первый взгляд никакого не было, на его неважный нюх тоже, но вот на слух…
- Совсем сдал старина Ночий…
Олак не верил ушам: отец! Отцовское чутьё предвидело надвигающуюся беду! Прощайте смешки, прощай презрение – правда, он с ними сегодня так и не поздоровался, но это мелочи.
- Ох как повеселились бы мы в старые времена, проклятое перемирие, чтоб его, - второй голос был тоже ему знаком. Рафариас – вожак клана, перед ним помощи не попросишь. Куда там: Олак считался позором Свирепых, поэтому лишний раз показываться на глаза лидеру было чревато. Захотелось заскулить и забиться в укромное местечко, чтобы переждать старших.
«Хотя, чего это я? Может, они просто мимо идут?» - Олак снова настроился на позитивный лад.
Однако надежды не оправдались. На плечах взрослых, словно боевые знамена, возвещающие атаку, виднелись длинные сероватые то ли от старости, то ли от частого использования полотенца. Олак забежал обратно в ванную комнату и затаился. Он сжался и сосредоточился на дыхании, чтобы сделать его как можно тише. Глупый поступок непутёвого оборотня, авось и не разозлятся, когда заметят.
Послышалось журчание воды и довольное фыркание взрослых. Краны гномов они не признавали, предпочитая выливать на себя ушаты холодной или едва тёплой воды.
- Слышь, а малой твой, как там его… - начал Рафариас.
- Олак, - подсказал отец.
Сердце обсуждаемого ушло в пятки. «Они поняли! Сейчас вытащат за шкирку как кутёнка!».
- …Олак, да, точно. Он не наделает глупостей? Я слышал он был другом дочери Ночия.
- Нет, его кроме бабочек на лужайке да вонючей дряни алхимиков ничего не интересует. Он за пределы Логова не выходит, так что не знает, что произошло.
«А что произошло?» - мысленно спросил у отца напрягшийся Олак. Упоминание Баттори, дочери князя вампиров Ночия, подействовало на него, как кусок мяса на голодного оборотня.
- Вот и хорошо, негоже нам лезть в разборки вампиров и паладинов.
Олак в ужасе вскрикнул и поспешно закрыл рот ладонями. Баттори и паладины – звучит очень и очень плохо. Неужели они поймали её и теперь пытают, чтобы выведать секреты аристократов ночи? Или чего похуже… «Нет-нет, - он замотал головой: - с ней Ван, он защитит её. К тому же, я помог им сбежать из Греадо в свадебное путешествие, они сейчас далеко-далеко от вампиров и… паладинов» - логическая цепочка начала выстраиваться перед ним, замыкающее звено которой отнюдь не радовало.
Последнее письмо от друзей он получил около десяти месяцев назад. Баттори эмоционально делилась впечатлениями о жизни в Лайтхолде – городе света, столице Альянса и по совместительству самому опасному месту для таких, как она и сам Олак. Неудивительно, что город притягивал тёмных, он тоже там побывал, но ему не понравилось. Связь с друзьями оборвалась, но оборотень не переживал – Баттори сбежала от брака по расчёту, перерывы в общении объяснимы. Правда не на десять месяцев, десять долгих, просто невыносимо долгих месяцев… Что ж, побег Баттори сам по себе подразумевал проблемы с вампирами.
Но вот трудности с паладинами – как же дошло до этого? Олак думал, что Ван уладил дела с бывшим орденом. Хотя глупо было надеется, что Распятья Осина с лёгкостью отпустит своего лучшего послушника, ведь в обращении с мечами Вану не было равных ни в Греадо, ни в других академиях.
Печальный итог: его друзья в опасности, а он сидит здесь и дрожит в одиночестве от холода и страха… Погодите-как, в одиночестве? Олак на четвереньках прокрался к двери и приоткрыл её: никого.
«Да, сходил помыться называется, - оборотень горько улыбнулся уточке, которую до сих пор неосознанно сжимал в руке: - Теперь ты наименьшая из моих проблем».
***
В жизни каждого молодого оборотня наступает день, когда он уходит из стаи – одиночество лучший учитель самостоятельности. Олаку казалось, что он поймёт, когда придёт его время, попав в круговорот необычайных событий: например, спасение мира либо чего-то поменьше, наподобие королевства или города. Но время шло, а круговорота всё не случалось. Поэтому ему пришлось прыгнуть в ближайший самому.
- Отец, матушка… - неуверенно начал Олак, отложив вилку в сторону и выжидательно уставившись на родителей.
Те не обратили на него внимания – слишком сочным и нежным оказалось мясо задранного утром оленёнка. Олак громко прокашлялся.
- Чего тебе?! – рыкнул отец, по лицу которого была размазана свежая кровь. Оборотни нередко теряли человеческий облик во время приёма пищи.
Вся храбрость, которую Олак крупицами собирал к этому ужину, испарилась, словно дым. Захотелось стремя голову убежать в свою комнату и спрятаться под кровать – позор, что его постоянно одолевают подобные желания.
- Ты пугаешь его, -с укором обратилась к отцу мать. Она потянулась за тряпкой, стерла с губ кровь и переспросила: - Ты чего-то хотел сказать нам, малыш?
- Да… Я… - усилием воли Олак унял дрожь, мешающую ему говорить связно: - Я тут подумал и решил отправить в Путь.
Мать ахнула, а отец пожал плечами и потянулся за новым куском мяса.
- Сходи, проветрись. Нечего глупостями честных оборотней от еды отвлекать, ты б ещё разрешения помочиться спросил.
- Фенриас! – возмутилась мать.
- Что?
- Он говорит не про обычный путь, а про Путь, - с нажимом выделила нужное слово матушка.
Отец растеряно посмотрел сначала на неё, потом на сына. Учитывая кровь на его лице, выглядело это «слегка» пугающе. Будто он потерял над собой контроль в полнолунье и разорвал человека, а теперь соображает, как выпутаться из ситуации.
- Это… это правильное решение, сын. Мы целиком и полностью поддерживаем твой выбор, - на этих словах мать всхлипнула, но смолкла под строгим взглядом отца. – Скажи мне, что же ты будешь искать в своём путешествии?