– Это они, – сказал Осборн. – Готовность номер один. Девятая и десятая, выходите на позицию.
Это он женщинам, они на террасе кафе завтракали. Кафе аж в шесть тридцать открылось.
А мы с Осборном стояли на кухне. Нам тоже дали жилеты – неожиданно тяжелые. Осборн вытащил свою пятнадцатизарядную «Беретту», а мне выдал пристегнутый к лодыжке запасной «Глок-33». Небольшой такой, удобно вписывающийся в ладонь.
«Это же вряд ли сотрудники Конторы, – уговаривал себя я. – Мне же Эсквайр тогда написал, что на кладбище наши не работали. Да и не станут в Лесу рисковать своими людьми в таком деле – в случае провала неприятностей ведь не оберешься. Наняли – или это Крот нанял, вообще помимо Конторы – сорвиголов, профессионалов для которых правого дела нет. Они в меня будут стрелять, а я в них. И все дела».
– Открыли дверь, входят в подъезд, – продолжал комментировать голос. – Вышли из моего поля зрения.
Осборн передернул затвор, и я последовал его примеру.
– Это двенадцатый, вижу их, – произнес другой голос. Это снайпер с крыши. – Промелькнули в окне лестничной клетки между первым и вторым этажами. И вот еще между вторым и третьим. Сейчас будут перед вашей дверью.
– Девятая и десятая, блокируйте выход, – вполголоса приказал Осборн. – Седьмой и восьмой, врывайтесь за ними, как только они откроют дверь. Остальным стрелять только сбоку.
Седьмой и восьмой прятались на площадке между третьим и четвертым этажами. Как им удалось неслышно подкраться, непонятно, но они просто втолкнули киллеров своими телами, лишь только замок поддался.
Возможно, и получилось бы обойтись без стрельбы. Парня – он вошел вторым – тут же повалили на пол и приставили к затылку пистолет. Но девушка успела дойти до двери в гостиную, которая оставалась открытой. Она мигом прошмыгнула в нее и начала стрелять из пистолета с глушителем. Несколько выстрелов в диван: он стоял не у самой стены – за ним могли прятаться. Потом дважды в закрытый старинный комод. Детина этот вариант продумал – в первой комнате не было никого.
– Замри! – крикнул он из спальни, дверь в которую тоже была открыта. – Бросай оружие!
Однако девушка укрылась за дверной косяк, ожидая движения в спальне. Один из спецназовцев, вломившихся вместе с киллерами, перебрался через лежавшего парня и теперь оказался за ее спиной.
– Бросай пушку! – крикнул он.
Девушка резко обернулась, но выстрелить не успела. Пуля попала ей в глаз, и она по стене съехала на пол. Ее напарника с уже застегнутыми за спиной наручниками втолкнули в гостиную. Вся операция заняла пару минут. С нашей стороны – один выстрел, с той стороны – один труп.
Киллера усадили на стул. Осборн схватил его за шкирку и приставил к виску пистолет.
– Где третий? – спросил он. – Ну?
Момент истины? Хм. Киллер сглотнул слюну. Это был не тот парень, с проступающей жилой – тело не уговоришь, в такие минуты пульс зашкаливает. А этот смотрел своими холодными серыми глазами и только снова судорожно сглотнул.
– Я спрашиваю, где еще один? – повторил Осборн.
– Ай донт спик инглиш, – спокойно сказал парень.
– Дайте я попробую, – вызвался я и произнес на ломаном русском: – Где у вас есть третий человек?
– Ай донт спик рашен, – ответил парень и вытянул ноги, чтобы было удобнее сидеть.
– Ничего, поработаем с ним, – уверенно сказал Осборн и продолжил для своей группы: – Все молодцы. Забрать задержанного и труп. Остальные ищут, на чем они приехали. Это может быть мотоцикл, но скорее всего машина, если заложницу хотели увести. Прочесать весь район, никто не уходит, пока не найдем.
Все вокруг суетились, а я смотрел на убитую девушку. Тониного возраста, лет двадцать шесть – двадцать семь. Тонкие губы, острый нос, сейчас еще больше заострится. Целый глаз устремлен в пустоту. Хладнокровная убийца, басшабашная, напористая. Ей себя было не жалко. Но кому-то же дочь, кому-то сестра, кому-то, наверное, и любимая. Наверное, будет кому заплакать, когда ее в землю опускать станут.
Я вспомнил вдруг Антония Сурожского, того самого русского митрополита, лежащего на Бромптонском кладбище. Я читал его книги – ему многое было открыто. И если следовать отцу Антонию, душа этой девушки сейчас в ужасе. В ужасе от всего, что она совершила. В этой жизни она себя как-то уговаривала, находила оправдание тому, чем занималась. Но вот дела ее предстали перед нею в истинном свете, и она содрогнулась. Однако еще страшнее то, что исправить что-либо уже невозможно. А впереди вечность.
Я снял жилет и накинул на плечо рюкзак.
– Пойду. День в разгаре, а еще столько всего не сделано, – сказал я Осборну, возвращая ему пистолет.
– Конечно. Спасибо, Гусман. И маску заодно снимете, лицо ведь под ней устает, наверное.
Заметил, собака. Глаз лукавый, губа искривлена – видимо, так он выражает иронию. Я не отреагировал.
– Вам спасибо. Увидимся еще.
Я вышел на улицу. Киллера заталкивали в подъехавший микроавтобус. Уже немолодой дворник-араб, метущий зеленой метлой канавку вдоль тротуара, удивленно наблюдал за картиной.
– Амит, как ты там? – спросил я.
– Это Шанкар, доброе утро. Как вы? Я же все слышал.
– Я в норме. А ты все слышал и все тут же забыл, да ведь?
– Вспомню потом, когда прочту ваши мемуары.
– Ты молодчина.
– Да, Пол, девушке звонили на мобильный. Я не стал вас подключать, счел, что не вовремя было бы. Они по-русски говорили. Куда вам послать аудиофайл?
– Никуда, я сейчас сам спрошу.
Звонить через Шанкара я не стал – мы же в городе. Зашел в ближайшую красную будку и набрал Тоню.
– Ты не спишь?
– Нет, мы только доехали. Папа звонил.
– Я знаю. Что сказал?
– Сказал, что у него есть ампула с цианистым калием. Я зря уехала.
– Ты не поняла, где он?
– Он не сказал толком. Там поток сознания. А что у тебя?
– Мы только что взяли двух киллеров. Остался один. Ну, надеюсь, что так.
– Ты цел?
– Конечно, цел. – Я усмехнулся. – «Мы взяли»… Я-то на кухне сидел, кофе пил.
– Как бы все это сообщить папе? Я боюсь за него.
Еще бы! Он и к англичанам все еще способен метнуться, и киллер за ним охотится, и теперь ко всему прочему сам на себя руки наложить может.
– Постарайся вспомнить все, что он сказал. Весь поток сознания. Это важно.
– М-м. Я спросила, в надежном ли он месте. Папа сказал, что в Лондоне надежного места нет, но что он такое знает. Тем более… Сейчас, вспомню точнее. Тем более что он туда наверное уже никогда не попадет, а жалеть об этом будет всю жизнь. Если от его жизни еще что-то осталось. Вот. Это практически слово в слово.
– Хм. Не очень информативно.
– Ну, прости, пожалуйста.
Мужской голос раздался фоном. Питер спрашивает, с кем это Тоня разговаривает. Беспокойный у него голос, настойчивый.
– Ревнует? – спросил я.
– Что-то чувствует. Мы естественно говорили в дороге. Но он не связывает это с тобой – с тем человеком, который меня привез ночью.
Она помолчала. Ну вот! Я же в шутку спросил про Питера. А она всерьез ответила.
– А есть из-за чего искать связь? – спросил я. – Между тобой и тем человеком, который привез тебя ночью?
– Нет, конечно. Знаешь, мне ведь про людей тоже интересно, – уже другим, привычно насмешливым голосом сказала Тоня. – Тем более про тех, кто ведут себя по нынешним меркам совершенно нелепо. Как-то старомодно, по-рыцарски.
У меня вдруг как будто электроды на висках замкнуло.
– Тоня, ты правда не знаешь, куда Володя мог поехать?
– Ума не приложу. Почему вдруг такой скачок мысли?
– А я, кажется, знаю, – сказал я.
11
Поезда в Англии ездят быстро и без малейшей тряски. Никаких громких перестуков колес, как в России или на севере Штатов, где летом жарко, а зимой морозы. Вагон мерно покачивается, вас слегка клонит в сторону на крутых поворотах – и это все неудобства, если это можно назвать неудобствами. Меня дорога после бессонной ночи быстро убаюкала, и я проспал от лондонского вокзала Паддингтон до прославленного Джейн Остин курортного, еще со времен Римской империи, города Бат. До Бристоля оставалось с четверть часа.