— Нет.
— Жалобы на здоровье? — дежурный врач заполнял медицинскую карту, не обращая на Наталью ни малейшего внимания.
— Нет, — Наталью снова уколол разряд боли в сердце. Она испытала глубочайшее разочарование, но одновременно с ним, в женщине поселилась некая апатия. Она как бы отделила для себя, своего внутреннего человека, от того кругооборота событий, который происходил с нею вот уж который день.
— Наркоманка?
— Нет.
— Руки покажи, — врач тщательно осмотрел кожу в локтевых ямках, — повернись, — посмотрел в паху и поверхностные вены голеней.
— Одевайся.
Наталью отвели в отдельный бокс и заперли там. Цыганка — старая знакомица, сидела на скамье в углу и не проронила ни звука. «Курить бросила, что ль?» подумала Наталья.
Наконец, после полутора часов ожидания, за вновь прибывшими явился начальник корпусного отделения — коренастый парень с пухлыми щеками и тяжелым взглядом. Размахивая резиновой дубинкой, корпусной повел двух узниц лабиринтами полутемных коридоров, лестниц и переходов. Когда они миновали пост охраны и спустились по переходу вниз, Наталья почувствовала кислый запах прогорклой капусты. Корпусной гремел связкой ключей, открывая очередную дверь, непременно окованную листовым железом. Когда троица проходила через внутренний пятиугольный двор, образованный сомкнутыми корпусами учреждения, в забранном решетчатом окне двери прогулочного дворика серой маской мелькнуло лицо:
— Старшой!
— Чего тебе? — мрачный пухлый корпусной, проходя мимо, прогрохотал резиновой дубинкой по стене и двери.
— Старшой! А когда будет банный день? — серое пятно мелькнуло еще раз и исчезло.
— Вот когда поведут в баню, это и будет банный день, — флегматично выдал корпусной, открывая очередную дверь.
Наталье казалось, что они блуждают по кругу.
— Третий второму, третий второму, прием! — корпусной теребил небольшую рацию, которая плевалась шипением, тресками и помехами, — Андрюша, ты на десятом? Что?! Повтори! Быстро дуй на десятый, Берту не забудь.
— Ожидай, иду, — проскрипела рация.
Наконец, корпусной открыл дверь, решетку за ней и велел женщинам зайти внутрь. Сзади прогрохотал и лязгнул замок, выдавливая из себя нотку некой безысходности и мрачного фатализма. Наталья оказалась в полутемном коридоре с множеством дверей. В центре у стены помещался стол, за которым смутной тенью располагалась бесформенная фигура. Тусклый свет дневного освещения был весьма скуден, а комплект ламп явно нуждался в обновлении. В коридоре слышался негромкий гомон, который, впрочем, сразу утих.
— Катерина! Принцесса подземного царства! Кинолог здесь? — хмурый корпусной неожиданно улыбнулся.
— Юра, здравствуй, темный лорд! Вроде, идет, — Катерина, тоненькая, как тростиночка женщина-инспектор, была молода и красива.
Дверь прогрохотала еще раз, и в коридоре появились две фигуры, которые были уже знакомы Наталье: одна передвигалась на двух ногах, вторая — на четырех лапах. Сейчас она знала и их имена. Андрей и Берта.
— Катюша, выдай новенькой постель и четвертую открывай, — Юра-корпусной стукнул дубинкой по двери камеры.
Пока Катя возилась с двумя замками, открывала дверь и решетку, Наталья вновь подумала о дичайшей несправедливости всего случившегося с ней, сжимая «рулетик» матраса под мышкой. В нем были сокрыты подушка, одеяло и две простыни.
— Заходи, — корпусной взмахнул резиновой дубинкой по широкой дуге и указал Наталье на открытую дверь, зияющую неизвестностью и неведомой опасностью. Наталья медленно вошла. В нос без промедления ударила вонь: спертый запах немытого тела с примесью чего-то знакомого и крайне неприятного. В камере царил полумрак, а света было меньше, чем в коридоре. Наталья обернулась. В хату она зашла одна. Ее спутницу, видимо, увели дальше. Металлический лязг запирающихся замков снова полоснул ножом по сердцу.
— Ну, здравствуй, девонька! — Говорившая подскочила с места и подошла к Наталье вплотную, — как звать-величать?
— Да погоди ты, Маря, дай человеку оглядеться.
— А чего ей годить. Пусть занимает свободную койку, — обиделась Маря — самая молодая из всех, девчонка лет девятнадцати-двадцати.
Наталья осмотрелась. Напротив двери располагалось окно, доступ к которому ограничивался отсекающей решеткой. Снаружи оно было заглушено пластиковым щитом, пропускающим внутрь лишь скудный рассеянный свет. У двух противоположных стен стояли две двухъярусные кровати. Слева, в ближнем углу, примостился санузел: раковина с зеркалом над ним, да унитаз, что журчал неисправной трубой за деревянной перегородкой. Посредине располагался стол, намертво вмурованный в бетонный пол. За столом сидели три женщины. Одна из них призывно махнула рукой: