На второй удар сейф ответил тем же глухим, погашенным звуком, словно шепнул: "Плюнь, забей на всё! Пусть будет, как велели. Диабетчик Жаров сдох после пьянки, тем более, что предварительно растлил двух несовершеннолетних соплюх - так не копайся, ведь поделом козлу!"
Марат затряс головой, вытряхивая непрошенное смирение. Сейф получил ещё удар и коротко ответил: "Ну и дурак. Кому интересен бездарный муда... рок-музыкант, сдохший в поле близ Самары?"
Киреев прильнул пылающим лбом к холодному железу. Понимая бесперспективность самоедства, глянул на часы:
- Да ну вас всех!
И поехал не домой, а к маме. Почему бы и нет? Это Аиша с ней поссорилась, а не он. Мама, конечно, станет потом наезжать, чтобы он повлиял на сестру, расстроил свадьбу, но ведь обрадуется? Ещё как! Так пусть хоть кому-то сегодняшний день принесёт радость.
**
Следующий день Марат носился в темпе бешеного барана. В шестнадцать ноль-ноль он вошёл в кабинет начальника, имея для отчёта стопроцентную готовность бумаг и тела: скоросшиватель наполнен нужными документами, причём, в двух экземплярах каждый, походке придана упругость, осанке - молодцеватость, а лицу - выражение спокойной уверенности.
Полковник юстиции Рюмин встретил следователя благожелательно, будучи уверен, что вчера попытка бунта подавлена полностью, и брать толкового подчинённого на голос сегодня - перебор. К тому же они оба, начальник и подчиненный, знали, что делают общее дело, и делают неплохо, а стравила их не личная неприязнь, но лишь дурь высшей, непреодолимой силы. Как модно выражаться сейчас - форсмажор. Поэтому Евгений Борисович кивнул Кирееву, перебрался за стол совещаний, велел сесть рядом:
- Докладывай.
И слегка удивился, когда подчинённый положил перед ним результаты экспертизы вместо ожидаемого официального бланка для отказа от возбуждении уголовного дела или - менее ожидаемого, но вероятного - рапорта об увольнении. Хмыкнул, отыскал очки, долго читал убористый шрифт. Отложил в сторону, прочёл протокол допроса врача скорой. Вернулся к заключению судебного медика. Упёр палец в строку, что смерть Жарова наступила от передозировки инсулина на фоне алкоголя и аспирина, возмутился:
- Херня вывод! Трактуй, как врачебную ошибку, и всё тут.
Марат заступился за эксперта:
- Зачем выгораживать убийцу и подставлять врача? Ага, халатность, вроде как в спешке, случайность и так далее! А это что? Смотрите!
Заключение лаборатории касалось системы переливания. Полковник глянул на первую страницу:
- Ну, и что? Объясни.
Молчание длилось долго. Прочтя приложение, начальник задумался, откинулся на спинку стула, глядя в потолок. Марат ждал, надеясь, что шеф не прикидывает, кому из послушных следаков передать это дело, чтобы по-тихому закрыть, а осмысляет факты. В молодые годы полковник слыл матёрым следаком, недавно даже читал лекции в университете. Следователь Киреев полагал, что и совесть у начальника ещё не атрофировалась, но пауза затянулась настолько, что хотелось уже как-то прервать её, вплоть до толчка локтем. В бок.
"Или уронить на пол что? Пепельницу... Графин, может?"
- Ну, - ожил полковник, сам побудительно двинул Марата локтем, - значит, бодаться со мной надумал... И есть, чем козырнуть... Чего молчишь?
- В системе для переливания нашли два прокола. А медсестра сказала, что вколола только глюкозу. Значит, кто-то что-то ему добавил ещё, понимаете. В принципе, войти и вколоть отраву мог кто угодно. Когда Раммштайн играл, медики и пациенты вышли посмотреть их выступление, все. Недолго, но стояли и пялились на сцену. Понятно, кому надо, мог вернуться. Или через второй ход, служебный...
Полковник встал, прошёлся по кабинету. Посмотрел в глаза вскочившего Марата, зло приказал:
- Что вкололи, пока не известно? Тогда так. Завтра - всех подозреваемых. Мотивы свести счёты с твоим музыкантом. Что значит, времени мало? Завтра, я сказал! Ничего, успеешь. А не хер было так глубоко копать!
**
Исай Миронович Радин вышел из кабинета следователя испуганным. Собственно, иначе и быть не могло, если ты впервые побывал на допросе. И если ты хоть немного соображаешь, зачем тебе так дотошно задают тупые, вроде, повторные, но чуть-чуть всегда разные, вопросы. От которых ты понемногу злишься и проговариваешься о мелочах, которые не надо бы упоминать. А следователь всё старательно записывает. Как в тупых сериалах, которые обожает Броня. Где беспокойные и некрасивые дуры разного возраста лихо раскрывают таинственные убийства или ограбления.