"Ничего себе получается! А ведь этот Киреев решил, что я отравил Жарова. Ради Брони. Отомстил. Как он узнал, что она родила Мотьку от этого пьяницы? Ему кто-то сказал, понятно... Это не есть хорошо. Я правильно ответил, что не интересуюсь личной жизнью сестры. Но ведь он понял, что я соврал? И ему никого больше искать не надо, чтобы признать отравителем. Скверно. Тот толстяк со скорой наехал на меня за кому. И он же позвонил в полицию. А следователь всё записал. А как я теперь докажу, что не убивал?"
Картина позавчерашнего случая встала перед глазами в мельчайших подробностях - как он её и выложил этому настырному татарину. Тот старательно всё записал, перечитал, заставил подписать каждый лист показаний, а потом ещё и напугать хотел, дескать, дело непременно дойдёт до суда. Скверно... Не то скверно, что до суда дойдёт - Исай был уверен в правильности лечения, а медицинскую халатность, в принципе, доказать невозможно, если ты действовал строго по предписанной методике лечения - скверно, что Броня и Жаров...
"Дура, - жалостливо подумал он о сестре, - нашла, в кого влюбляться. Певица, чтоб тебе голос потерять. Ну, попела с ними, перепихнулась, а беременеть-то зачем? Ну, даже родила, и всё... Чей бы бычок ни прыгал, а ребеночек наш, урождённый шляхтич Радин, - гордость за род подняла настроение, жаль, улетучилась мгновенно. - Ах, Бронька, унялось бы, пела бы себе снова. Так нет же, суд затеяла этот, с отцовством... А я теперь под подозрением..."
Радин, действительно, не понимал сестру. Получив прекрасное образование, Бронислава работать по специальности не стала, а продолжила карьеру певицы, подвизаясь солисткой в группах ресторанного пошиба. Добро бы, легендарного уровня, как Соколовский хор у "Яра"! Или с перспективою взлететь после Евровидения, как Пугачёва с "Арлекино"! Куда там, даже кастинг "Голоса" трижды не прошла. А брата подставила.
"Точно, подставила. Начнут копать - найдут любые доказательства. А она, дура, уже покупателя на его дачу нашла. Ой, мама, что же ты Броньке ума не вложила? Теперь им и доказательства не нужны. Кой чёрт, доказательства? Ничего они искать не станут - сфабрикуют обвинение, и сяду я, как миленький. Чёрт, чёрт, чёрт, что же делать, как открутиться? Надо придумать отмазку... Где взять хорошее оправдание? Мощное. Убойное..."
Исай с детства учился выкручиваться из опасных и неприятных ситуаций. Слабый физически и низкорослый, он постоянно получал плюхи или пинки на улице, но жаловаться отцу отвык после первой же попытки. Тот, сутулый и немощный бухгалтер, где-то наслушался советов, что сына нужно воспитывать сурово, и оплеухой пресёк жалобу побитого Исая:
- Не ной! Что ты за мужчина, если постоять за себя не можешь?
Наставление пало на хилую почву, поэтому, хоть и укоренилось, дало всходы и принесло плоды, но не те. Исай подумал-подумал, и прикормил пару более сильных соседских мальчишек. В прямом смысле - мамиными котлетками и вкуснейшей выпечкой. Он ничего не просил у них, просто выходил погулять и делился едой, дня три или четыре подряд. А когда пацан из соседского двора мимоходом разбил ему нос, просто от нечего делать - Исай целую неделю просидел дома. Намеренно. Потом, снова выйдя на улицу и угощая котлетками мальчишек, объяснил причину:
- Мама боится отпускать. Опять побьют.
Несложное умственное усилие далось пацанам без труда. С тех пор любая попытка обидеть Исая, предпринятая пришлыми или кем из своего двора - получала решительный отпор. Так продолжалось и в школе. Но ловкий приём защиты от чужих кулаков разбудил ум подростка. Учительские придирки - а где их нет? - заставляли искать способы ухода и от таких конфликтов. Довольно скоро Исайка Радин приобрёл умение вовремя сказать или нарочно умолчать что-то, наводя собеседника на выгодные ему выводы.
Жить, крутясь как уж на сковороде, было намного интереснее и легче, нежели тупо скользить по течению, отдаваясь на волю обстоятельств. Исай умел говорить обдуманно, избегая лжи и не открывая всей правды, чтобы добиваться своего. Он даже придумал термин: "тонкая политика", но в институте узнал, что называется его способ иначе - "манипулирование людьми".
Сейчас ум врача Радина, подстёгнутый страхом, прокручивал множество идей, среди который попалась перспективная: "Им понадобится эксперт по диабету... Кто у нас в Самаре такой? Профессор Массеин... Как к нему подъехать? А никак... Напрямую никак. Почему никак? Именно что напрямую и надо! Напроситься и объяснить, что... как это у них называется? А! Дело шьют! Да, так и скажу, скопирую записи в истории болезни, пока её не изъяли, и попрошу дать совет..."