- Как интересно!
- И мотив нашёлся - спасение дочери от похотливого музыканта. Но не слишком убедительный.
В этот момент, как договаривались, без стука, в приоткрытую дверь кабинета тихонько вошел оперативник. За его спиной виднелась Тамара Сурова. Девушка за две недели осунулась, под глазами пролегли синие круги, и вся она как-то повзрослела. Сожаление проснулось в душе Киреева, кольнуло укором: "Что же ты делаешь, скотина? Ей и без тебя больно!" Но служебный долг оказался сильнее:
- И вот тогда я решил проверить ваши слова об отце Тамары. Лётчик, разведчик, неважно, что говорили вы ей. Типа, ошибка молодости, так? А вот заключение генетиков...
Марат видел, как Тамара навострила уши и застыла, подобно сеттеру в стойке. Людмила Сурова тоже напряглась, нахмурилась. Сбоку от стола зажужжал факс, выдавая лист с текстом, но взять и прочесть было некогда. Счёт шёл на секунды, и он успел, прервал паузу, опередив готовые сорваться вопросы:
- ... отцом Тамары является Борис Жаров. Поэтому вы и убили его.
Девушка ожила, деревянной походкой подошла к столу, выдернула из рук Киреева заключение, но читать не стала, а повернулась к Людмиле:
- Он мой отец?
- Да, Тома. Я на суде сказала, что не он. И алименты не брала. Он верил, что я потаскушка, потому и не знаю, от кого. А тут сказала, чтобы...
Тамара сползла со стула, тонко завыла, как плачут ночами отлучённые от материнского соска щенки. Она билась головой о пол, что-то невнятно бормотала сквозь всхлипы. Киреев вместе с оперативником и Людмилой подняли девушку на ноги, попытались усадить, но та снова опустилась на пол, слабыми ручонками колотя линолеум и причитая, теперь уже разборчиво:
- Дура, какая дура! Что же я натворила? Почему ты мне правду не сказала... я же думала, что он меня бросил ради Софки...
Холодея от близости истины, следователь Киреев наклонился к Тамаре и спросил:
- Ты, что ли, его убила?
- Да...
- Чем? Как?
Людмила с неженской силой оттолкнула его, пала на колени рядом с дочерью, обняла, прижала к груди. Та уткнулась в маму, заревела в голос, как маленькие дети, несправедливо обиженные. Или когда очень больно. Сурова-старшая подняла голову, отыскала взглядом Марата и заявила:
- Врёт она всё. Я его убила. Десять кубиков смеси вкатила.
Растерявшийся Марат сообразил спросить:
- Куда?
- В систему.
- Куда точно, в какое место, - приходя в себя, потребовал он уточнения, уже понимая, что мать спасает дочку, пытается взять вину на себя, - у капельницы или где?
Марат точно помнил, что прокол находился очень низко, почти возле иглы, в нехарактерном месте. Людмила могла угадать, но промахнулась:
- Под капельницей.
- Врёте вы всё. Прошу вас, сядьте. Тамара, попей водички. Успокойся, сейчас ты мне расскажешь всё, сама. А маму мы попросим выйти в коридор.
- Нет, я не оставлю её одну. Иезуит!
- Хорошо, оставайтесь. Только успокойте Тамару.
**
Пока Людмила отпаивала дочь водой, Киреев глянул факсы. Городской архитектор отвечал, что участок Изабеллы Гнедаровой и смежный - Жарова - отводились под застройку и подлежали выкупу. Больше того, приписка от руки гласила - "манагерка" уже подала заявку, как фирма-застройщик, хотя конкурс официально ещё не объявлен.
- Ну, мне это не нужно. Раньше чем через полгода она участок Жарова не купит, наследование - процесс долгий.
И тут в кабинет заглянул молоденький курьер из криминалистической лаборатории. Он протянул толстенный конверт, весело отрапортовал:
- Как вы просили. И даже совпадения по пальчикам нашли.
- Спасибо. Только запоздали вы, - укорил Киреев неповинного лаборанта, вскрывая, всё-таки, пакет и вынимая заключение дактилоскопической экспертизы.
Пролистывая толстенную брошюру, он погладывал на Суровых. Тамара всхлипывала реже, красные от частого утирания глаза и такой же нос придавали ей схожесть с маленьким ребёнком. Марат вдруг сообразил, что очевидное-то выпало из памяти: Тамара Сурова, пятнадцатилетняя девочка, и являлась ребенком.
Несовершеннолетней, хотя и достигшей возраста уголовной ответственности. И почти ничего ей не грозит, потому что какой суд отправит в колонию великовозрастное, но дитя, которое с горя отравило коварного соблазнителя? Он это и сказал обеим Суровым, чтобы успокоить. Людмила на утешение не купилась, хотела заткнуть дочери рот, но Тамара отстранила её ладонь: