Передо мной открыли какую-то дверь, втолкнули в комнату, и я перестала дышать, в панике уставившись на покрытую тёплыми мехами огромную кровать с кучей подушек разбросанных в изголовье. Впереди стоял большой сундук, обитый кожей с тиснением, а в стене напротив жарко пылал камин, отбрасывая на светлые доски, которыми была обшита комната, красные тени.
За спиной раздался шорох, пуская моё дрожащее сердце вскачь. Я развернулась, утыкаясь взглядом в мощный торс мужа. Грудь мужчины мерно понималась, взывая у меня желание сглотнуть. Потому что горло сдавил спазм, как только я поняла, что кайген начал раздеваться.
На пол упали его кожаные наручи и пояс. Их глухой стук о деревянную поверхность отдался болью у меня в затылке, и я отступила к стене, ища в ней опоры для своего парализованного безысходностью тела.
Мужчина, не сводя с меня пылающих синим огнём глаз, неспешно расшнуровал свою кожаную безрукавку, небрежно швырнув её на прикроватный сундук, а потом, закинув за голову руки, одним рывком стянул с себя стёганку, оставшись в длинной льняной рубахе, в распахнутом вороте которой виднелось странное ожерелье. Двойной ряд тонких кожаных жгутов украшали круглые серебряные медальоны, с совершенно непонятным изображением на потемневшей от времени поверхности. Они перемежёвывались с бронзовыми и золотыми чернёными бусинами, разновеликими клыками каких-то животных, а в самом центре дикой композиции висел птичий череп - небольшой, отполированный до белизны и нанизанный на шнурок сквозь круглые провалы пустых глазниц.
Кайген замер, поймав в капкан своего взгляда испуганный мой и, стремительно сдёрнув с себя рубаху, сделал мне навстречу шаг.
Если бы можно было переключить своё внимание на что-то другое и отвлечься... Но муж занимал собой всё пространство, и я, как парализованная, безмолвно следила за игрой упругих мышц на его большом, жёстком теле, пока он неотвратимо приближался ко мне.
Без одежды он выглядел ещё мощнее. Ужаснее. Бугристые плечи и руки, перевитые лентами сухожилий и вен, казались нечеловеческими. Не может быть обычный мужчина таким... Словно на нём не было ни одного уязвимого и слабого места. Грудь и живот, как каменная броня, шея, будто ствол дерева, а взгляд... От него у меня по хребту ползли ледяные мурашки и холодело в груди.
Между мной и мужем осталось расстояние в один шаг.
Он протянул ко мне руки, и сердце ухнуло, падая в пульсирующую пустоту желудка. Панический ужас сковал моё тело, и, глядя на полуголого варвара, по- прежнему разглядывающего меня пристально и хмуро, я мысленно повторяла себе, что не заплачу и не закричу ни при каких обстоятельствах, чтобы он со мной ни сделал.
И всё же сдержать вскрик я не смогла, когда он, ухватившись за ворот моего платья, одним движением разорвал его вместе с нательной рубахой практически до подола.
Превратившийся в лохмотья богатый наряд остался висеть на мне изорванной тряпкой только за счёт уцелевших рукавов, никак не скрывая от кайгена всего, что ему хотелось увидеть.
Стискивая кулаки и прерывисто дыша, я вжималась в стену, в тщетной попытке спрятаться от его тяжёлого взгляда. Он бесстыже скользил по моей обнажённой груди, плечам и животу, и в его тёмно-синей глубине вспыхивало что-то такое, от чего у меня на затылке шевелились волосы.
Пальцы мужа вдруг бесцеремонно коснулись белёсых сморщенных рубцов, оставшихся после ожогов на моих шее и плече, чуть тронули шрамы на локте и боку, а потом кайген выдохнул что-то совершенно мне непонятное и странное:
- Эскатэра...
Резко сдёрнув с моей правой руки перчатку, он взял в свою ладонь мои изуродованные пальцы, разглядывая их долго и внимательно, а затем посмотрел на меня в упор - глаза в глаза. Я ожидала увидеть там отвращение и гадливость, а заметила лишь какую-то задумчивую растерянность, словно глядя на меня, кайген сожалел не о том, какая обезображенная женщина ему досталась, а о том, что случилось это по его вине.
Он смотрел так долго, что меня начало трясти. Не знаю отчего - от страха, холода или стыда. Я первый раз в жизни стояла перед мужчиной в таком виде. И захлёстывающая меня паника грозила перерасти в истерику. К горлу подкатывал едкий ком, а в груди нещадно пекло. Клянусь, если бы у меня сейчас была возможность использовать магию, я бы ударила ей по кайгену со всей силы, столь близка я была к отчаянному безумству.
Шумно и резко выдохнув, муж отпустил мою руку и отступил, неотрывно глядя в мои широко распахнутые глаза. Медленно и мягко, словно огромный гибкий зверь, он прошёлся по комнате, и, дойдя до кровати, откинул в сторону покрывающий её мех, задумчиво уставившись на застланные под ним расшитые льняные простыни.