Ветер гнал тёмные тучи, часто шёл дождь, шумели голые ветви деревьев, а я был один. Я уже преодолел Малый Ортус, когда впервые почувствовал себя плохо. Кружилась голова, постоянная тошнота делала меня слабым, я так и боялся свалиться с коня. Я кутался в плащ и камзол, ехал часто с закрытыми глазами, проваливаясь в дрёму. Что это такое было со мной? Я отравился? Я просто поймал какой-то местный вирус или инфекцию? Что это такое?
В один из дней я не смог подняться на ноги и просто пролежал у корней одинокого дуба. Не думая ни о чём, ничего не желая, я просто застрял между сегодня и завтра, меня мучали кошмары, бил озноб, как в лихорадке, и я уже думал, что доживаю последние свои дни.
В коротких беспамятствах я видел знакомые лица – матери, отца, брата Вирага и друга Эварта... Видел свой Благовещенск, Университет, улицы и дома, трамваи и пятна солнца на асфальтовых тротуарах.
«Господи, – шептал я, – спаси меня в этом мире, не оставь...»
А потом я нашёл на груди в кармане маленькое зеркальце и заглянул в него, не зная, кого же я хочу в нём увидеть. Просто смотрел и думал о чём-то неуловимом, сам не знаю о чём. А потом я увидел в нём Оллу – дочь доброго рыбака, девочку, кормившую меня ухой на берегу реки. Почему именно её?
Она очень удивилась, увидев меня, и шепнула растерянно:
– Господин? Как это...
И я попросил её, буквально теряя сознание:
– Помоги мне, Олла... спаси меня...
– Что случилось? Где вы? Как можно так... вы?
Она удивлялась, что видела меня в зеркале, а не своё собственное отражение. Конечно, простому обывателю это казалось чудом, может быть, девочка украдкой рассматривала себя и подумала невольно обо мне, а вот я почему вдруг увидел её, вот это странно.
У меня не было сил ни объяснять это чудо ей, ни рассказывать, где я, потому что и сам не знал, как это сделать. Где, собственно, я? Под дубом, рядом река и равнины.
Эх, получается, что последний человек, которого я вижу – дочь бедного рыбака. Ладно. Что уже задавать глупые вопросы? Так уж вышло.
– Господин? Где вы? Что случилось? Что произошло с вами?..
Но я уже отключался, и голос её становился всё тише и тише, и вопросы уходили от моего сознания. Эх... Жалко, что я так ничего и не узнал и никому не помог.
Глава 7
ГЛАВА 7
В первый раз, когда я очнулся и пришёл в себя, я понял, что лежу на широкой скамье, укрытый лоскутным одеялом, а в левом кулаке сжимаю свой нательный крест. Соломенный матрас давил то там, то тут, и я догадался, что лежу так уже не один день. Сколько? Я смотрел прямо перед собой на грубую холщовую ткань подушки. Где я вообще? Я жив и что это?
Я с трудом разомкнул пальцы, стиснутые в кулак, и посмотрел на распятие. Я что, так и лежал, зажав в руке крест? Ого...
При каждом вдохе в груди болело, ныло всё за грудиной, в сердце, в лёгких, как при инфаркте или при приступе стенокардии. Что это со мной приключилось? Конечно, инфарктов или сердечных приступов у меня не было до этого, но я слышал о них от преподавателя на лекциях по медицине. Не может же такое быть со мной в мои-то годы?
Я перевёл взгляд от подушки и попытался осмотреться, чтобы понять, где я.
Это был деревянный дом с утоптанными земляными полами, горел очаг, варилась какая-то еда в котле над огнём, два мальчика лет пяти-шести, погодки, наверное, играли деревянными солдатиками у огня. И я, стараясь рассмотреть их получше, вгляделся в детей и даже замер. Один из мальчиков поднял руку с игрушкой, и это его движение получилось медленным-медленным, как в замедленном кино, будто кто-то прокручивал плёнку со скоростью минус 2.0.
Что это со мной? Или мой мозг отключается совсем?
Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого издевательства и снова отключился.
Когда я снова пришёл в себя, боль в груди была уже меньше и позволяла мне дышать, а не мучиться каждым вдохом. Мой приход в себя заметили, потому что кто-то коснулся моего плеча, и я перевёл взгляд. О, это была Олла, девочка-подросток, дочь рыбака. Я попытался улыбнуться и спросил сиплым голосом: