Я даже не подозревал до этого момента, по какому тонкому льду я ходил все эти дни, сколько опасностей меня окружает. Еду себе куда-то, сам не зная куда, как в сказке, куда глаза глядят, может, поэтому и жив ещё. Где-то ночую, что-то ем. А появится в моих действиях хоть какой-то смысл или цель, они тут же всё поймут – и меня подкараулят и возьмут тёпленьким.
Я старался ещё как можно меньше светиться на дорогах и перекрёстках, в оживлённых торговых местах, не заходил в крупные города, где много было людей, и я каждого боялся, как стреляный воробей.
Всё бы ничего, но у меня не осталось денег – это раз. И два, и это самое фиговое, я снова почувствовал, что мне становится плохо, один в один, как в тот раз, когда меня спасла Олла – дочь крестьянина-рыбака.
Меня снова тошнило, кружилась голова и навалилась такая слабость, что я еле-еле держался в седле. Я не мог понять, что это было. Снова болело сердце, трудно и больно было дышать. И смерть, казалось мне, стоит за моим плечом и только ждёт, когда же наступит её выход на сцену.
Мне надо было где-то отлежаться, как в прошлый раз, где-то в тепле и в покое. Но где? Я был очень далеко от тех, кто меня знал и мог бы помочь. Вокруг меня только холодные осенние голые рощи и коричневые поля, незнакомые деревни, манящие тонкими ниточками дымных очагов. И вокруг поздняя дождливая осень. И я один. Больной, слабый, нищий, никому, кроме свидетелей, не нужный. Ещё и больной какой-то неизвестной болезнью.
Я ещё по инерции двигался куда-то в полубессознательном состоянии, куда-то ехал, но уже даже толком не видел, куда. Конь куда-то вёз меня, накрапывал мелкий дождь, сил уже никаких не было.
Уже в сумерках я заметил старое поваленное дерево и решил остановиться в его корнях, кое-как наломал веток и разложил костёр, завернулся в плащ и остался у огня, отпустив стреноженного коня пастись. Сколько всё это потребовало от меня времени и сил – сказать и оценить трудно. Лучше помереть, чем переделывать или делать заново. Было уже темно, когда я, угревшись, просто сидел понуро, уставившись в огонь.
Я уже давно не ел, деньги кончились, хлеб тоже, да и в моём состоянии я не чувствовал голода. Была только какая-то тревога, будто я куда-то не успеваю или что-то делаю не так. Желудок же вообще молчал, будто его и не было вовсе.
Я медленно пытался дышать, втягивая воздух через полустиснутые зубы, кровь бухала в висках. Глаза от слабости закрывались сами собой, и я, закрыв их, сдался ощущению зыбкого уносящего вдаль состояния то ли бреда, то ли сна, то ли потери сознания. И мне уже было абсолютно всё равно, где я, что со мной сейчас и что будет потом. В голове только была одна единственная мысль: «Помоги мне, Господи... Помоги мне, Господи... Помоги мне...»
Я провалился и не видел ничего, меня окружала только темнота, я плыл по течению невидимой реки, и надо мной так же величаво и медленно плыли звёзды, будто я не спеша летел по просторам Вселенной, пересекая мириады звёзд и планет Млечного Пути. Я растворился в этой тишине и в покое мироздания и даже забыл своё имя, своё прошлое – всё, что держало ещё меня на земле и в пространстве моего времени. Как в песне:
Плыть в серебре лунных морей,
Солнце нам вслед пошлёт свой ветер.
Плыть по волнам в тот океан,
Что называется бессмертье...
Может, я уже умирал и уходил в другой мир? Может, это моя бессмертная душа окуналась в новую реальность внеземного существования? Но, видит Бог, это было чудесное незабываемое ощущение. Я плыл и плыл в нём, растворяясь в бесконечной Вселенной.
И тут мой слух уловил ржание моего коня, такое далёкое-далёкое, как через метры водяной толщи, будто я был на дне океана, хотя плавать я не умею и не умел никогда. А потом – стук копыт и ещё раз конское ржание...
И я резко открыл глаза.
Из темноты на меня выскочил всадник, резко осадил коня в круге света от потухающего костра. И я увидел чёрный взметнувшийся край плаща.
«Это он! Он! Он догнал меня! Он сейчас убьёт меня тут... здесь... сейчас...»
Я ещё попытался дотянуться до рукояти меча на поясе, ещё краем сознания понимал, что надо защитить себя от этого убийцы, но сил не было. То пространство Вселенной ещё держало моё сознание в своём сладком плену, и я чувствовал, что сдаюсь ему.