— Вы… наложили швы? — мой голос дрожит от волнения. Хотя он не дал мне повода бояться его, я чувствую в нем какую-то тьму, которая интуитивно подсказывает, что лучше не переходить ему дорогу.
Уголки его губ подергивается, словно он может читать мысли.
— Наложил.
Вновь опускаю взгляд на свое тело, и он отзывается:
— Когда пожелаете, сможете уйти. — Удивленно перевожу взгляд на него, но выражение его лица остается невозмутимым. — Вы ведь не заключенная.
Капельница, вставленная в мою руке, продолжает медленно и методично капать, и он снова отвечает на внутреннюю мысль:
— Пришлось накачать Вас антибиотиками. — Мужчина делает паузу, и его следующее откровение меня не потрясает: — Вы едва не умерли.
Отваживаюсь бросить на него взгляд.
— Спасибо. — Неловкость оседает, и я поспешно продолжаю: — Меня зовут Джорджия.
Уголок снова дергается — так быстро, что кажется, словно это привиделось.
— Знаю.
Он поворачивается, и шаги становятся невероятно тихими, когда он направляется к открытой двери крошечной спальни.
— Отдыхайте, Джорджия. Я вернусь, чтобы проведать Вас.
Его образ расплывается. Быстро моргаю, чтобы прояснить зрение, но он уже ушел. В конце концов я проваливаюсь в беспробудный сон.
Проходят дни, и он периодически появляется с едой, небольшим тазом с водой и губкой, чтобы я могла привести себя в порядок. Сегодня он предлагает помочь мне встать с кровати и сесть за стол в гостиной хижины.
Стульев всего два, а на столе едва хватает места для тарелок. Он наблюдает за тем, как я ем, так внимательно, словно заинтересован в том, чтобы я выздоровела и максимально восстановилась.
Доев курицу и картофельное пюре, откладываю столовое серебро и откидываюсь на спинку. От этого движения раздраженно морщусь, поскольку застегнутая рубашка натирает шрамы, которые теперь уже без швов.
Любопытство овладело мной, а теперь, когда я приближаюсь к тому, чтобы не мучиться от боли, задаю свой вопрос в тишине хижины:
— Не нужно было спасать меня. — Мои слова, похоже, ничуть его не трогают. Жестом показываю на хижину и на пустую тарелку. — И заботиться обо мне.
Он удерживает мой взгляд, и с каждой секундой он становится все более напряженным. Кажется, будто он забирается в мою душу.
Наконец он заговаривает, его голос, как всегда, тихий, но не менее властный.
— Существует негласное правило — не вмешиваться, однако я преступил его, когда нашел Вас в том лесу.
Произнесенные слова приковывают внимание; невольно понимаю, что то, что он скажет дальше, гораздо важнее, чем предполагает его непринужденный тон.
— Моя кара — наблюдать и никогда не вмешиваться, но с Вами я не смог. Я осознал — еще до того, как коснулся Вас и почувствовал энергию, — что мы похожи.
Мужчина опускает взгляд на стол, боль отражается на его обычно спокойных чертах, и проводит пальцем по острию вилки.
— Я бы все отдал, чтобы кто-нибудь однажды меня спас.
Мои глаза устремляются на то место, где он ведет вдоль внешнего зубца вилки. Когда кончик пальца становится полупрозрачным, несколько раз моргаю, гадая, не разыгрывает ли меня зрение.
Он отводит руку, и я поднимаю взгляд, заметив изучающие очи.
— На этом наши пути должны разойтись.
Я возражаю:
— Вы бросаете меня? Но как мне отплатить Вам? — судорожно оглядываю маленькую хижину. — Могу повозиться с домашними делами или…
— Джорджия. — Имя — одно-единственное слово — свидетельствует о том, что он уже все решил. Со мной всегда так поступают.
Никто не хочет связывать себя со мной каким-либо образом. Дело не в том, что я неблагодарна ему — отнюдь нет. Просто внутри живет ранимая, жалкая девчонка, которой хочется, чтобы кто-то — кто угодно — хоть раз оказался рядом с ней. Надолго.
Чтобы у нее был кто-то рядом до конца ее дней.
Опускаю подбородок, глядя в свою тарелку, и усилием воли заставляю слезы не проливаться.
— Спасибо за все, что Вы сделали.
Невозможно не заметить легкую дрожь в голосе, не заметить, с какой тяжестью каждое слово вырывается из сдавленного горем горла.
На следующий день, когда я просыпаюсь, на деревянной полке, прикрепленной к стене хижины в спальне, стоит большая спортивная сумка.
Осознаю, что осталась одна, как только босые ноги касаются деревянного пола, когда я поднимаюсь с кровати. Он ушел и не вернется, пока не уйду я.
Расстегнув молнию на сумке, нахожу большой конверт и вынимаю первое попавшиеся содержимое. Разворачиваю небольшую карту с отмеченным маршрутом, который выведет меня из хижины на главную дорогу.