— Уверен, ты слышала, кто пришел, — сухо говорит он.
Надеваю трусики и бюстгальтер, а затем выбираю скромное платье длиной до щиколотки. Приведя себя в приличный вид и обернувшись, замираю от выражения его лица.
Когда он непринужденно прислоняется к дверному косяку, на его чертах отражается нежность, на которую я никогда не думала, что он способен.
— Готова познакомиться с Abuela?
Нервно улыбаюсь.
— Думаю, да. — Затем не могу удержаться и интересуюсь: — Что за день-рожденческая ель?
Он смеется.
— У нее день рождения через несколько месяцев. Она обожает, когда я наряжаю для нее елку, как на Рождество, только украшаю ее огоньками, лентами «С Днем Варенья» и прочим.
— Звучит улетно.
— Ага. — Он проводит рукой по волосам, что выглядит как нервный жест. — Она была так взволнована встречей с тобой, что приехала сюда на трицикле и привезла с собой кубинскую свиную запеканку.
Моя улыбка превращается из нервной в восторженную.
— Она кажется милейшей женщиной.
***
— Ты не питаешься одними лишь овощами. Это мне в тебе нравится. — Объявляет Abuela после того, как мы отведали ее запеканку на обед.
— Знаешь, у нее есть множество других качеств, которые могут понравиться. — Бронсон заявляет это непринужденным тоном, затем подмигивает мне.
Мы сидим на заднем дворе, и я разрываюсь от беспокойства и счастья.
Последнее переполняет душу, потому что она такая, какой я могла бы себе вообразить бабушку. Она суетится вокруг нас, следит, чтобы у нас было достаточно еды и питья. Ее улыбка заразительна, в глазах светится столько жизни. Она ласковая и вспыльчивая женщина, в которой так много любви.
Бабушка Бронсона — та самая женщина, которая прочла мне карты в тот день на рынке.
«Ты не относишься к Скорпионам. Но когда-то будешь относиться».
«Ты изменишь его».
«Ты найдешь свою любовь, однако не поверишь в нее, пока не станет слишком поздно».
«В конечном итоге может оказаться слишком поздно».
«Вы научите друг друга любить и доверять».
«Вместе вы сумеете возродиться из тьмы».
Она не упоминала о нашей встрече, и я надеюсь, что я не была такой запоминающейся личностью. В конце концов, прошло уже немало времени с тех пор, как это произошло.
Бронсону поступает звонок от Дэниела, потому он отлучается, чтобы проверить что-то на ноутбуке. Как только он исчезает из виду, внимательные темные глаза устремляются в мою сторону.
— Я же говорила тебе.
Слегка растерявшись, прибегаю к юмору и отвечаю:
— Вы не упоминали, что я практически склею ласты из-за пожара. — Мне удается рассмеяться. — Мне, конечно, понадобилась бы эта инфа.
Она внимательно наблюдает за мной, затем качает головой, насупившись.
— Ты все еще не освободилась от тьмы. Пока не освободишься, он тоже не сможет.
Плечи поникают в поражении. Что, если я не смогу освободиться от своей тьмы? Никогда?
Когда она наклоняется вперед и протягивает морщинистую ладонь, я с опаской вкладываю в нее свою. Она закрывает глаза, и через мгновение ее дыхание становится тяжелым, а затем она роняет мои руки, словно они ее обожгли.
Наши глаза встречаются, а я и не знаю, что сказать, поэтому молчу.
— Темные времена все еще не миновали. — Она говорит это едва слышным шепотом. — Ты должна быть очень осторожна, Джорджия.
— Я люблю его, — выпаливаю я. — Я никогда не причину ему боли. Обещаю.
Ее улыбку оттеняет грусть.
— Знаю, что не причинишь. А вот другие — да. Они причинят.
Она бросает взгляд в сторону дома, а затем снова поворачивается ко мне.
— Давай больше не будем об этом говорить. — На этот раз ее улыбка ласковая и радостная. — Хочу насладиться временем, проведенным с Вами обоими.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Возвращаясь в понедельник после недельного перерыва на работе, ощущаю себя обновленной и отдохнувшей. Полагаю, есть что-то такое в отпуске или в отгуле.
Бронсон получил сообщение, что мой дом готов. Знаю, что все было сделано в рекордно короткие сроки благодаря тому, что он следил за тем, чтобы дневная и ночная бригады работали круглосуточно.
Он ничего не говорил о моем переезде обратно. Часть меня надеется, что я ему не в тягость и что ему нравится, когда я рядом. Трудно думать о последнем, поскольку все люди в моей жизни — за исключением Роя — наглядно давали понять, что я обуза.