Мы стоим на парковке возле его машины, и он практически швыряет в меня телефон и сумочку, не удостоив даже взглядом.
— Мне нужно встретить их там.
Он имеет в виду Анхелу и Abuela.
— Можешь отправляться в свой дом. Он готов. — Его голос безжизненный, безэмоциональный.
Как и наши отношения.
Ведь знала же, что так и будет. Я просто жила, витая в облаках. Теперь же я словно тону в потоке горя, предательства, душевной боли и гнева. Эта бурная смесь разрушает, а неописуемая боль пронзает донельзя глубоко.
— Вот почему я люблю свою работу. — Слова звучат сдавленно, как и мое сердце. — Ведь мертвецы не в состоянии причинить боли. Они не подводят, не нарушают обещаний, не подрывают доверия.
Он практически излучает ярость, его голос подобен острым кинжалам, разрезающим плоть на куски.
— Да? Ну, уродам нечего пытаться притворяться теми, кем они не являются. Так что не пытайся впаривать какую-нибудь душещипательную историю.
Его слова обрушиваются подобно неожиданному удару; складываю руки на руки, чувствуя, как боль проникает в каждый дюйм тела.
Он распахивает дверь машины с такой силой, что кажется, будто она сорвется с петель.
— Без понятия, что за дерьмовое представление ты пытаешься разыграть, но я не намерен терпеть этого.
Он захлопывает дверь. Затем выезжает с парковки и мчится по улице, задние фары исчезают в ночи.
А я остаюсь стоять в одиночестве, вся в крови, с разбитым сердцем, которое словно тоже истекло кровью.
Но чего я ожидала?
В конце концов, я в курсе, кто я такая.
Уродка.
Демоница.
Ведьма.
Чудовище.
ГЛАВА ВОСЕМИДЕСЯТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Похороны проводят спустя пару дней, и на кладбище приходят толпы людей.
Хоть я и незваная гостья, притормаживаю машину у главной дороги, которая граничит с кладбищем, где они стоят. Съезжаю на обочину и останавливаюсь на мгновение, говоря себе, что я здесь только ради Abuela.
Но это ложь. Потому что мои глаза впиваются в его стоический вид в костюме-тройке. Анхела цепляется за его руку, и я знаю, что бронсоново сердце разрывается еще сильнее, когда гроб с Abuela опускают в землю.
Смахиваю слезы, текущие по щекам, желая утешить его. Хотелось бы вернуться в прошлое, понять, что она затевала, и сделать так, чтобы вместо нее оказалась я.
Все же ощущаю, что умираю изнутри. Почему бы не сделать так, чтобы все совпало?
Чувствую, что за мной кто-то наблюдает, и испуганно поворачиваюсь, когда кто-то стучит в пассажирское окно.
Опускаю окно, и мужчина наклоняется, чтобы поприветствовать меня мрачным:
— Здравствуйте, милая.
— Здрасьте, Стив.
От его взгляда не ускользают дорожки слез, которые отказываются перестать течь по моим щекам.
— Хотел бы спросить, все ли с Вами в порядке, однако, — он морщится, — готов поспорить, что чувствуете Вы себя не лучше, чем босс.
Вздрагиваю и еще раз смахиваю слезы со щек.
— Я должна ехать. Только… — Медлю. — Умоляю, позаботьтесь о его безопасности. — Ведь из-за меня умерла его Abuela. Им нужна была я.
Слова Бронсона были ужасно жестокими — с этим не поспоришь, — однако мне не чужды гнусные оскорбления. Хотя он глубоко ранил меня, от боли, которая виднеется на его лице, щемит сердце. За то короткое время, что я провела рядом с ним и его Abuela, я почувствовала, какую огромную любовь они разделяют.
Бронсон — хороший человек. И хотя он не был доброжелателен ко мне в ту ночь, когда умерла Abuela — я этого не прощаю, — сердце еще больше разорвется, если с ним что-то случится.
Стив опускает подбородок.
— Сделаю все, что в моих силах, милая. Будьте осторожны, слышите? — Затем он выпрямляется и постукивает по крыше, прежде чем отступить.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
БРОНСОН
Несколько дней спустя
Мой разум ни к черту не годится, а сердце разрывается.
Наношу яростные удару по груше, снова и снова. Я занимаюсь этим уже несколько часов, а эта ноющая боль не утихает. Я нанял другого судмедэксперта, отказавшись позволить Джорджии прикоснуться к телу Abuela. Но даже он не дал мне ничего, с чем можно было бы поработать.
Дэниел входит в зал, но не обращаю на него внимания. Просто концентрируюсь на ударе за ударом.
— Стив сообщил, что рыжая ненадолго заезжала на похороны. Остановилась у дороги. — Пауза. — Сказал, что она рыдала.
Бью по груше еще сильнее. «Насрать как-то» — вот что хочется ответить. Но не могу.