Принимаюсь судорожно вышагивать. Неужели за всем этим стоит детектив Даллерайд? Если да, то он, похоже, играет по обе стороны. Он вел дела, связанные со смертью жертв, которые просили предупредить Бронсона, и он же сыграл роль в сокрытии смерти Пола.
Блядь. Нет ничего хуже, чем продажный коп. Но что я могу с этим поделать?
Моя жизнь уже не раз подвергалась опасности, и все усугубилось после пожара в доме, а затем, когда Abuela приняла на себя пули, предназначавшиеся мне. Теперь меня никто не защищает, но более того, без понятия, кому можно доверять в участке.
Протяжно выдыхаю, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, которое грозит вырваться из груди.
— Я просто должна быть бдительной. Конечно, теперь, когда я исчезла из жизни Бронсона, я больше не буду мишенью.
Но один изводящий вопрос все еще остается. Если Пол стрелял в меня, то кто, черт возьми, был за рулем машины?
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
БРОНСОН
— По-прежнему ничего.
Господи. Провожу рукой по волосам, до чертиков расстроенный.
— Никаких зацепок. Никаких ебанных зацепок. Как такое вообще возможно?
Дэниел упирается руками в крышу своей машины.
— Мы всюду проверили.
— Мы явно что-то упускаем.
Когда он колеблется, мне хочется удариться головой о чертову стену.
— Чего. — Выдавливаю слово, даже не утруждаясь сформулировать его как вопрос.
— У меня плохие новости.
Наблюдаю за тем, как мама суетится в закусочной, обслуживая всех, как обычно. Она сказала мне, что это место помогает отвлечься от горя.
Как бы хотелось, чтобы и мне так повезло.
А еще она сказала, что злится на меня за то, что я удрал от Джорджии. Она считает, что я сделал это от боли из-за потери Abuela, хотя она не видела того, чего видел я.
Допиваю кофе и поднимаюсь с места. Он делает то же самое.
— В чем дело?
— Даллерайд мертв.
Пальцы замирают на наличных, которые я собирался положить на стол. Сужаю глаза, глядя на Дэниела.
— Мертв?
Он кивает.
— Ага. Пуля в лоб. Как при казне.
Как и я стреляю. Этого он не говорит.
Тяжело выдыхаю.
— Опять возвращаемся к старому?
— Похоже на то. — Он замолкает. — Но это еще не все. — Он проверяет телефон, и от того, что он читает, его лицо суровеет. — К тебе пришел посетитель, который желает повидаться с тобой.
— Кто… — но не успеваю договорить вопрос. Через окна закусочной вижу, как знакомая машина въезжает на стоянку и паркуется. Мой полный ярости взгляд сталкивается со взглядом Дэниела. — Да ты, блядь, издеваешься надо мной.
— Сказала, что хочет выразить тебе соболезнования.
Выбегаю из закусочной, быстро перехватываю ее, прежде чем она успевает переступить порог ресторана. Где ей нечего делать.
— Какого хуя тебе надо?
Ее платье без бретелек выставляет единственный рукав с чернилами, и я избегаю смотреть на него, чтобы не поддаться искушению содрать его ногтями. Она качает головой и лыбится, что действует на нервы.
— Вряд ли Abuela одобрила бы, что ты разговариваешь со мной так…
Оказываюсь перед ее лицом быстрее, чем она успевает среагировать. Мрачным и угрожающим голос цежу:
— Не смей говорить о ней, слышишь?
Вспышка гнева загорается в ее глазах, но тут же исчезает, и она вздыхает.
— Разве мы не можем просто оставить прошлое позади и двигаться дальше?
— Нет. — Отступаю от нее, словно она заразная.
Так оно и есть.
Ее губы поджимаются.
— Бронсон.
— Что тебе надо?
Ее глаза округляются, и она тянется, чтобы коснуться моей груди, однако я уклоняюсь от женской руки.
— Тебе лучше уехать.
— Я думала, мы можем поболтать и…
Издаю резкий смешок.
— Может, у тебя и высокий ай-кью, но ни хрена ты не догоняешь, верно? — эти слова выводят ее из себя, что видно по крошечным морщинкам, обрамляющим рот.
Но я говорю правду, потому что она может быть умной в некоторых отношениях, но, когда дело доходит до людей, она пиздец какая невежда.
Сквозь свистнутые зубы говорю:
— Тебе. Лучше. Уехать. — Невозможно не услышать приказ в моем голосе.
Она выглядит так, будто собирается возразить, однако решает не делать этого.
— Ты все еще горюешь, так что я просто загляну в другой раз.
«Все еще горюешь?». Пялюсь на нее так, будто у нее выросла другая башка. Боже. Прошло две недели. Я буду оплакивать свою Abuela до конца своей сраной жизни.
— Не утруждай себя возвращением, Сатия. — Сверлю ее строгим взглядом, который, надеюсь, передает все, что не облачаю в слова.