— Ты же знаешь, что это такое. — Она издает презрительный смешок и закатывает глаза. — Что-то домашнее.
Я недоверчиво хмыкаю, а мои слова звучат насмешливо.
— Домашнее. Только когда рак на горе свистнет. — К черту всю эту чепуху, она все еще пытается наладить отношения с моей бабушкой.
Оторвав взгляд от неприятного предмета, опускаюсь на стул за кухонным столом. Женщина занимает место напротив меня и слегка улыбается.
— Ты же знаешь, я всегда ее выкидываю.
Она складывает руки на столе и с задумчивым выражением лица глядит на меня. Это один из тех случаев, когда, клянусь, она практически читает мои мысли.
— Я гадала на картах, спрашивая о тебе, прямо перед твоим приходом. — Между ее бровями пролегает тревожная складка. — Ответы не обрадовали.
Беспокойство струится по спине, нанося урон и без того напряженным мышцам.
— В чем дело?
Она нерешительно поджимает губы и качает головой.
— Опасность поджидает тебя и того, о ком ты беспокоишься, и, похоже, за этим утаивается нарастающее отчаяние.
Откидываюсь на стул и закидываю руку на спинку другого предмета мебели, стоящего рядом. Небрежно барабаня пальцами по столу, обдумываю ее слова и желаю, чтобы они мне что-нибудь подсказали. Хоть что-нибудь.
Но вместо этого я снова оказываюсь с пустыми руками.
— Кто-то дурит меня. — Чеканю я каждое слово низким и грозным голосом. — И впервые я не могу выяснить, кто это.
Бабушка протягивает руку и накрывает ею мои подергивающаяся пальцы, не позволяя постукивать по столу. Она умоляющими глазами смотрит на меня, и в бабулином тоне звучит та же мольба.
— Бронсон. Тебя испытывают. Без понятия кто это. Это все, что мне известно.
Некоторое время мы не отводим друг от друга взгляда, и я размышляю, стоит ли вообще произносить произошедшее сумасшествие вслух. Кажется, будто я слетаю с катушек, а если кто и поймет меня, так это она.
Ее бдительный взгляд смягчается, словно она наблюдает за хаосом, что бушует внутри меня.
— Расскажи, что тебя гложет, mi amor.
Провожу отягощенной волнением рукой по волосам и медленно выдыхаю.
— Происходит какое-то безумие, которое… не поддается объяснениям. — Замолкаю, а она просто терпеливо сидит и ждет, когда я продолжу. — Что, если… что, если я скажу, что видел кое-кого, кто может испаряться в воздухе?
С трудом подавляю желание скривиться от того, как странно звучит признание об этом вслух. Но Abuela не подает виду. Она задумчиво склоняет голову набок.
— Ты видел его, когда говорил?
Я киваю.
— Да. Он говорил так же, как и любой другой парень.
Кажется, она некоторое время размышляет над этим.
— И он разыскивал тебя?
— Он появился в моем кабинете ранее этим вечером.
Ее глаза сужаются, и она опирается на оба предплечья.
— Расскажи, как именно все происходило.
Как только я заканчиваю говорить, она медленно откидывается на стуле и надолго затихает.
Сжав переносицу, мысленно ругаюсь на головоломку, с которой столкнулся.
— Как увиденное вообще возможно? — бормочу я.
— Самонадеянно предполагать, что все в этом мире имеет простое объяснение. — Бабушка делает паузу. — Было ли что-то еще, ввиду чего ты насторожился?
Мои губы подрагивают от желания рассказать о Джорджии и ее утверждении, что с ней разговаривали мертвые тела, но притормаживаю. Внутри разгораются противоречивые чувства, ведь это может испортить ее мнение о Джорджии, если я упомяну об этом, попутно понимая, что раньше ничего не утаивал. Я всегда был честен с ней.
Хотя теперь все по-другому. Впервые я не решаюсь рассказать о чем-то, что может представить Джорджию в невыгодном свете.
— Дело в рыжеволосой. — Она, как всегда, проницательна и точно улавливает причину моей нерешительности. Бабуля внимательно изучает меня так, как никогда раньше. — Она настораживает тебя, ведь в ней ты видишь не только свет, но и мрачные тени. — Она кивает, как бы подтверждая свои слова. — Именно эти тени заставляют тебя желать помочь исцелить то, что причинило ей боль.
Прочищаю горло и с трудом сдерживаю желание съежиться на стуле под ее тяжелым взглядом.
— Это нечто большее.
— Что тогда?
Проводя рукой по волосам, морщусь.
— Она медиум или что-то в этом духе.
Ее глаза сужаются, когда она наклоняет голову.
— Это она тебе сказала?
Я уже собираюсь ответить «да», но поджимаю губы. Ведь… блядство. Она мне когда-нибудь говорила об этом?