Выбрать главу

В день рождения поэта, когда над Остином летал самолёт с приветствием для Кости на русском языке: «40 лет К. К.К. — это не хуй собачий», американские студенты и гости обступили Даничку и просили перевести, что же это значит? Что написано на самолёте? Даничка перевёл: «Сорок лет Косте — это не день рождения собаки!»

После переезда в Бостон Даничка продолжал обучение русскому в «ставке Солженицына», как я называла летний детский лагерь, организованный отцом Андреем Трегубовым в Клермонте для детей Александра Исаевича. Андрея и Галю Трегубовых мы знали по тем временам, когда они были художниками. В Америке они были приглашены работать к Соженицыным воспитателями детей. Они придумывали всяческие способы сохранения родного языка, и мои дети попали в этот оплот русского языка и культуры на территории Америки, чему я была очень рада. Галя ещё в самом начале своей учительской деятельности организовала переписку между Даничкой и Игнатом. Они обменялись несколькими письмами, фотографиями и подарками. Переписку, говорят, скоро опубликуют за большие деньги.

Даничка и Илюша провели в «ставке» два сезона — Илюша как воспитатель, а Даничка как «простой подчинённый». Лагерь был на озере. Они ставили спектакли на русском, читали, рисовали, выпиливали и изучали закон Божий. Даничка, вернувшись из лагеря, так охарактеризовал обстановку: «много хороших людей я там встретил.»

Александра Исаевича я там не встретила ни одного разу, однако Серёжа Довлатов создавал легенду, что я возлюбленная Солженицына, то ли делая Исаевичу комплимент, то ли приравнивая его к себе по заинтересованности земным и спуская с небес безгрешности.

После двух летних лагерей, проведённых Даничкой среди русского языка, он укрепил свой язык, который с тех пор у него не улетучивается. А после визитов Юза Алешковского обогатился и не улетучивается его подпольный словарный запас, заложенный Костей Кузьминским.

Наступили времена, когда Даничка звонил мне из школы, и по телефону всегда разговаривал только по–русски. Я его даже спросила:

— Ты не боишься, что тебя будут дразнить «коми»?

— Что ты, мама, они все мне завидуют, что я говорю на другом языке! Я специально говорю по–русски.

Дожили до того, что говорить на русском языке стало престижно, а знание его стало приносить пользу.

Даничка рассказал, как однажды он ехал в трамвае с приятелями и на скамейке сидели две русские тётки и осуждающе на них смотрели.

— Мама, только русские так могут смотреть! Одна говорит другой, думая что никто не понимает по–русски:

«Посмотри, Фаня, на этих американских подростков, какие они некультурные, нечёсаные, плохо одетые, на всех шапки задом наперёд. А черномазый‑то распустил какие лохмы! Эти черномазые такие нахалы… и вся американская молодёжь.»

— А вы, бабушки, на себя посмотрите! Вы такие красивые! — громко произнёс Даничка. Бабки онемели, а Даничка с парнями вышел из трамвая.

У меня и самой было несколько подобных ситуаций, когда я была на месте бабок и открывала рот, думая, что меня никто не понимает. Даничка мне запрещал «смотреть на людей по–русски», как он выражался, и говорить гадости про американских людей в их присутствии, даже если они ничего не понимают по–русски. Часто хотелось, но в присутствии своих детей я не могла себе позволить такой роскоши.

Одним из первых нормальных заработков Данички было запаковывание людям продуктов в магазине. Среди покупателей были русские, не знающие по–английски, и Даничка для них переводил, знакомился с привычками и взглядами. Менеджер повысил Даничке зарплату за привлечение покупателей в магазин. И хотя русский язык не стал для Данички языком самовыражения, но оказался большим подспорьем в жизни.

Лёниным детям Боре и Эле пришлось сложнее с сохранением русского: не было твёрдой руки в обучении русскому языку, дружбу с Солженицыным они не водили, и дети достались мне необученными. Русский язык у них начисто улетучился. Я с ними говорю по–русски, а они отвечают по–английски. Решили всё‑таки сохранить крохи и остатки русского языка и отдали их на обучение. Два раза в неделю я начала возить их к одной учительнице, которую кто— то порекомендовал, наверно, не занимаясь у неё.