«Жизнь начиналась в корыте мокрою шёпотью и продолжалась…» ожиданием «царя и стрел».
«Когда‑то и где‑то жил царь молодой…», пославший своей избраннице стрелу.
Илюша в семь лет придумал такое объяснение начала жизни — «посыпешь где‑нибудь семена людей, и вырастет человек».
Как и от кого узнавали мои «американские дети» (Даничка, Эля и Боря) о «семенах людей» и как «стрелы превращаются в ребёнков», я не знаю — они охраняли свои тайны. Моего скромного английского не хватило бы для постижения американских тонкостей эротического школьного образования. Воспитанным в узких пространствах русских печек с пришёптыванием и приглядыванием не постигнуть сексуальную наглядность продажи презервативов в школе — ведь в моей школе продавались только пионерские значки на титьки да галстуки для ношения вокруг шеи красного цвета — цвета низшей жизни и её наслаждений .
Почему рождается человек? Почему мужчину влечёт к женщине? Как научить мальчиков правильно чувствовать? Чтобы мучения любви не оказались причиной саморазрушения и погибели, и чтобы они не стали бояться этого имперского чувства? Каждый проходит сквозь собственный опыт отказов, обновлений, любовей, и мои сыновья должны пройти по этой полосе воспитания чувств сами, и хотя моя собственная судьба раскрывает, как любовь, будучи отвергнутой, дарит богаче, но для этого необходима твёрдость и жизнерадостность женской природы, а они — мужчины.
Я сделаю несколько зарисовок о просыпании у моих мальчиков чувств к другому полу, о их прикасании к тайне любви, приносящей пробуждение и первое страдание, как осознание, что ты не полон. И как детство остаётся как воспоминание о рае, когда ты счастлив своим неведеньем и радостью ожиданий.
Илюша так остро и так рано начал чувствовать своё одиночество, что можно с правом сказать, что любопытство вместе с удивлением было его «а priori», требовавшим от него своих решений и ответов, и это «а priori» повело его от горшка детского сада по всем дорогам и закоулкам очарований и разочарований любви. Он нуждается в человеческой душе, как в защите от чуждости, постоянно ищет дружбы и любви других детей, спрашивает: «Где невесты живут?» и проходит пути необходимого воспитания чувств.
Как жарки и знойны хьюстонские дни, я уже говорила. Небо звенящее без единого облака, как неизмеримый купол, опрокинувшийся на землю, изумрудные статные пальмы стоят неподвижно, и зелень их оттеняет глубину неба. Как жили тут без кондиционеров? Видимо, как наши дети, не заме–чающие ни безоблачного неба, ни зноя. По хьюстонской жаре Илюша каждый день бегал. Он надевал спортивную майку и торопился на пробежку вдоль ручья, наглухо закрытого колючими кустарниками. Там, где ручей освобождался от своего одеяния, в двух километрах от нашего дома, стояла пекарня «Три брата», туда и повадился наш спортсмен.
— Хлеба не надо? — каждый день спрашивал Илюша.
И «надо» или «не надо», он всё равно бежал вдоль ручья до пекарни.
Возвращаясь, Илюша притаскивал в рюкзаке хлеб, маленькие булочки вынимал, разворачивал и смотрел на принесённые изделия с каким‑то тайным удовольствием, как на что‑то возвышенное. Меня удивляло такое отношение к хлебу. Кажется, ведь не пережил блокаду?
Потом он прикреплял к голове наушники, брал магнитофон и шёл в ванную, включал музыку, и под горячей или холодной водой «скакал» под душем. Дом дрожал, хотя музыки не было слышно.
День за днём Илюша бегал к «Трём братьям». Довольно быстро у него образовался круг заинте–ресованных в быстрой доставке свежих хлебо–булочных товаров. Соседка, миссис Флинт, жившая напротив и любившая выпить лишнего от скуки, как‑то зашла к нам, и Илюша напросился приносить ей хлеб из пекарни. Она обрадовалась и привлекла к Илюшиному «деливери» своих близлежащих соседей молодожёнов–невидимок.
Зайдя как‑то в комнату к Илюше, я увидела на подоконнике, около письменного стола, расставленные круглые скульптурки, подойдя ближе, разглядела, что это просто–напросто булочки. Целая коллекция засушенных булочек! С маком, с белым сахаром, с марципаном, с орехами.
— Илюша, ты перешёл от бейсбольных карточек к булочкам? Твоя новая коллекция представляет большой интерес для тараканов. Они с удовольствием её начнут посещать. Ты должен всё это выбросить — сказала я.