Люди внизу по-прежнему не замечали их, но его это вовсе не беспокоило.
В полусотне метров от земли она приблизилась к нему почти вплотную и, взяв его за руку, стала увлекать куда-то в сторону. Там, в небольшом скверике прямо на выгоревшей траве сидело несколько человек, и она повела его к ним. И в отличие от прочих людей, они видели, как Марк со своей спутницей снижались к ним, держась за руки. (Он, кстати, особенно отметил, какие у нее были тонкие пальцы, и как хорошо они легли в его ладонь. Интересно, подумала я, эта деталь тоже относится к тому, о чем он Зое не рассказывал?)
Им навстречу поднялась другая девушка, взлохмаченный ореол светлых волос обрамлял ее округлое лицо. На выцветшей белой майке по холмам ее полной груди привольно расположилась ливерпульская четверка в разноцветных гусарских мундирах времен «Оркестра клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».
– Нюкта вернулась! – крикнула она своим друзьям, а затем повернулась к Марку. – Привет! – сказала она.
– Привет, – отозвался Марк, прислушиваясь к своим ощущениям, к тому, каково это – снова опираться ногами о землю, а затем она сказала то, что он никак не ожидал услышать:
– Я рада, что ты снова с нами.
От этого заявления Марк опешил намного больше, чем от того, что ему довелось только что пережить.
– Снова? – переспросил он, поспешно перелистывая страницы собственной памяти. – Мы когда-то уже встречались?
Его собеседница вытаращила на него глаза, а потом повернулась к девушке, с которой Марк путешествовал по небу.
– Нюкта… он не помнит!
Спутница Марка, только что обретшая имя, едва заметно кивнула.
– Не помнит, Фáни, – тихо сказала она. – Ничего, не переживай ты так.
– Ну оооокей, – протянула та, которую только что назвали Фани, и снова посмотрела на меня. – Я Стефания, ребята зовут меня Фани. Приятно снова познакомиться.
– Я Марк, – представился Марк.
– Я знаааю! – засмеялась Фани. – Ну ладно, может, вспомнишь еще.
– А я Ника, – негромко сказала девушка, чью ладонь он все еще держал в своей, и с улыбкой освободила свою руку.
– Приятно познакомиться, – повторил Марк, – или снова познакомиться.
Фани опять засмеялась и по-дружески стукнула его в бок.
– А это ребята…
Прислонившись спиной к стволу акации с потрепанной книжкой в руках сидел Валентин. Его голова была выбрита как у призывника, но очки в тонкой оправе придавали ему вид, скорее, ученого. Он дружелюбно улыбнулся Марку и, пожимая его руку, подбодрил его, признавшись, что тоже не сразу вспомнил. Сжимая в руках ракетки для бадминтона, к ним подошли Севастьян и Анатолия. Они представились и, обнявшись, сказали, что рады его возвращению. Волосы у обоих были почти черные и прямые, они опускались ниже плеч, что делало эту пару похожими на брата с сестрой. Милана была в темно-изумрудном платье с рукавами, при взгляде на которое Марк подумал, как ей, должно быть, жарко. Ее темные волосы были стянуты на затылке резинкой. Взгляд ее поначалу показался Марку меланхоличным и даже немного злым, но злость эта была какой-то рассеянной, не направленной на что-то конкретное. Приглядевшись, она тоже узнала его, и Марк увидел, как на месте злости и досады вдруг появляется искренне приветливое выражение.
Фани открыла лежавший на земле рюкзак и предложила перекусить.
Марк спросил, откуда они. Как откуда? – отозвался Севастьян. Откуда и все. При этом Марку показалось, что Севастьян имеет в виду вовсе не анатомическое родство происхождения всех людей, а что-то совсем иное. Марк сказал, что это-то понятно (хотя это было далеко не совсем понятно), а ему интересно, откуда они приехали сюда. Вот он, например, из Москвы. Фани нахмурилась, отчего Марку стало даже как-то неловко. Он признался, что знает, как многие относятся к Москве, но, несмотря ни на что, это красивый город, где много очень хороших людей. Фани покачала головой, как будто бы он не понимал простых вещей. А он видел небо своего города сверху? Ей доводилось. После этого ей стало очень нехорошо, и она старается больше над ним не летать. Да, там хорошие люди и много чего еще хорошего. Но каким же грязным они сделали свое небо, зло закончила она.
Марк решил, что будет лучше сменить тему, и поинтересовался, что же именно он должен вспомнить. Фани вздохнула и покачала головой. Это нельзя рассказать, получатся просто слова и слова. Это надо именно вспомнить. Если об этом ему скажет кто-то другой, Марк окажется втиснут в чужие воспоминания и, даже припомнив что-то сам, припомнит это на чужой лад. Как таитянок Гогена, предположил Марк. Фани озадаченно переглянулась с Никой, но ничего не сказала. «Еще хуже, – сощурившись, проговорила Милана, – если ты так сживешься с чужими словами, что в какой-то момент примешь их за собственные воспоминания». Марк кивнул. Такой ответ все же лучше никакого. А почему пропало солнце? Там, когда он выглянул из-за облачного покрова. Ведь только что был день, и солнце должно было быть на своем месте. Виталий раскрыл книгу и показал Марку закладку из плотной бумаги, как раз вырезанную в виде стилизованного солнца с одним очень длинным лучиком. Оно не пропало, пояснил Виталий, оно осталось тем, чем было всегда, – звездой среди других звезд. Солнце кажется нам единственным только на нашем небе. Чуть позже Марк вспомнил, как изменилась Ника во время их путешествия, как ее длинные темно-каштановые волосы вдруг стали короткими, волнистыми и светлыми. Он спросил, не померещилось ли ему. Фани улыбнулась и с нежностью провела ладонью по волосам своей подруги. Нет, не померещилось. У Нюкты бывает, сказала она. Приближение ко второму небу меняет нас самым неожиданным образом. Часто это видят и окружающие. Анатолия спросила Марка, чем и как он живет, он принялся было рассказывать – про Зою, Егора, про работу и про их отпуск, – но почти сразу заметил, что все, что он говорит, кажется им каким-то несущественным, не имеющим никакого отношения ни к ним, ни к тому, что, по их убеждению, его с ними роднит. Это был вопрос, заданный, скорее, просто из вежливости, и слушали они его тоже из вежливости.