— Спасибо, о почтеннейший. Я все сделаю. — Летодор сунул монету в рот и быстрой рысцой припустил прочь.
— Теперь уже недолго, — сказал Соклей Менедему.
— Что верно, то верно. — Его двоюродный брат все еще стоял между рулевыми веслами, как делал в плавании, и барабанил пальцами по рукояти правого весла. — Может, все еще и обойдется, — проговорил он, словно пытаясь убедить самого себя. — В конце концов, мы получили прибыль, и хорошую прибыль. Никто не может этого отрицать.
— Никто и не будет этого отрицать, — сказал Соклей. — Вот увидишь. И ты еще твердишь, что это я чересчур беспокоюсь!
Менедем переминался с ноги на ногу, пока оба они ожидали, когда их отцы придут в гавань. Соклей отдал морякам остаток жалованья и, во избежание недоразумений, записал, сколько кому было выплачено.
Наблюдая за Менедемом, Соклей подумал: «Я бы не дергался, как будто меня кусают блохи, даже если бы мне нечем было заняться. Может, мне бы и хотелось так поступить, но я бы постарался сдержаться».
Заплатив Диоклею, он пожал руку келевсту и сказал:
— Надеюсь, следующей весной ты снова отправишься с нами.
— Я тоже на это надеюсь, молодой господин, — ответил начальник гребцов. — В плавании скучать не приходилось, правда?
— Ну если только изредка, — ответил Соклей, и келевст засмеялся.
— О боги, — тихо проговорил Менедем. — Вон идет отец.
Он не моргнув глазом атаковал римскую триеру, но задрожал при виде человека средних лет, приближающегося к «Афродите».
Соклей помахал рукой.
— Радуйся, дядя Филодем, — окликнул он. — Мы вернулись благополучно, потеряв лишь одного из наших людей, и привезли круглую сумму.
— А что случилось с одним из гребцов? — крикнул Филодем.
Он адресовал вопрос не Соклею, а своему сыну.
— Радуйся, отец, — произнес Менедем. — Этот бедняга был ранен стрелой в морском бою и не выжил.
— Пираты? — спросил Филодем. — Италийские воды кишат ими. Всех этих грязных ублюдков надо распять на крестах.
Его правая рука сердито сжалась в кулак.
— Это верно, — согласился Менедем. — Но мы бились не с пиратами. Римляне послали флот, чтобы напасть на город самнитов под названием Помпеи, как раз когда мы оттуда уплывали, и одна из триер погналась за нами.
Филодем приподнял бровь.
— И вы от нее ушли? Тут наверняка потребовалось мастерство в управлении судном. Я сомневался, что ты на такое способен.
Менедем задумался над его замечанием, пытаясь решить, комплимент это или нет.
Соклей заговорил, опередив двоюродного брата:
— Мы от нее не просто ушли, дядя Филодем. Мы ее искалечили — сломали триере весла своим корпусом. Только после этого нам и удалось уйти.
— В самом деле? — спросил Филодем.
Не только Соклей и Менедем, но и множество моряков — все хором принялись расписывать подробности этой истории. Отец Менедема погладил подбородок.
— Похоже, то была неплохая работа, — признал он.
— Вот, — прошипел Соклей, — видишь?
Менедем не обратил на него внимания.
Соклей надулся, но только на мгновение, потому что увидел, что его отец тоже идет к «Афродите», и снова помахал рукой.
Лисистрат помахал ему в ответ.
— Радуйся, сын, — сказал он. — Рад снова тебя видеть. Как прошло плавание?
«Дядя Филодем не сказал, что рад видеть Менедема, — пронеслось в голове Соклея. — Может, он так и подумал, но не сказал».
— Радуйся, — ответил он отцу. — Все замечательно. Мы вернулись. Мы заработали деньги. И мы сбыли всех павлинов и всех птенцов. — Непреклонная честность заставила его добавить: — Ну, почти всех павлинов. Одна пава прыгнула в море. По моей вине.
— До чего же я рад, что мы их сплавили! — добавил Менедем. — При всей красоте павлинов — это проклятые богами твари, вот что я скажу. Так что от души сочувствую италийцам и варварам, которые их купили.
— Эти люди позаботились о том, чтобы теперь им не было проходу в их собственных внутренних дворах, так ведь? — спросил Лисистрат. — Уверен, вам обоим не терпится пойти домой и снова выспаться в мягких постелях. По себе помню: я всегда мечтал об этом, вернувшись из очередной поездки.
— Не знаю, отец, — сказал Соклей. — Я провел так много времени на досках юта, что в первые несколько дней матрас, вероятно, будет казаться мне странным. А потом еще была ночевка на мешках с пшеницей, когда мы шли в Сиракузы…
— В Сиракузы? — одновременно переспросили Лисистрат и Филодем.
— Что нового в Сиракузах? — осведомился отец Менедема, и Соклей понял, что «Афродита» была первым судном, явившимся на Родос с весточкой о том, что случилось на западе.
Они рассказали обо всех своих приключениях. В основном говорил Менедем — его язык всегда был быстрее, так же как и ноги. Соклей получал шанс вставить слово после вопросов Филодема, потому что каждый из них на какое-то время сбивал Менедема с мысли. Зато вопросы Лисистрата, как заметил Соклей, его ничуть не беспокоили.
Когда молодые люди закончили рассказ, Филодем прищелкнул языком.
— Вы слишком рисковали, сын, — сказал он; судя по его тону, отец не ограничился бы этим замечанием, если бы их не слушало столько народу.
— Знаю, господин, но мы вышли сухими из воды, и в конце концов все закончилось хорошо, — ответил Менедем, слегка растеряв свое задиристое нахальство, которое демонстрировал во время всего путешествия.
— И сколько же именно денег вы заработали? — спросил Филодем.
Менедем взглянул на Соклея. Здесь, в родном порту, Соклей не видел причин держать сумму прибыли в секрете. Он назвал ее дяде и с удовольствием увидел, как у того отвисла челюсть.
— Шутишь! — только и сказал Филодем.
— И еще пять оболов, — добавил Соклей. — Нет, я вовсе не шучу.
— Браво! — воскликнул его отец и хлопнул в ладоши, чтобы показать, как высоко он ценит успехи сына и племянника. — Это… просто великолепно — не могу подобрать другого слова! — Лисистрат снова хлопнул в ладоши. — Я горжусь вами обоими!
— У нас еще осталось на борту немного шелка, ариосского и благовоний, — сообщил Соклей. — Здесь за них не выручишь так много, как можно было бы выручить в Великой Элладе, но кое-какую прибыль они все же принесут.
Лисистрат просиял.
Даже Филодем не выглядел чересчур несчастным.
Соклей помахал финикийцу Химилкону, который шел к ним, чтобы узнать новости.
«Мы справились, — подумал Соклей. — Мы и в самом деле справились, и вот наконец мы вернулись. Это даже приятней, чем я ожидал!»
Менедем сидел дома в андроне, прихлебывая из чашки вино и мечтая оказаться где угодно, только не здесь. Даже сами мужские покои его разочаровали. По меркам Родоса они были очень неплохие. Но сравни их с покоями Гилиппа в Таренте — и они уже не покажутся такими уж замечательными.
Впрочем, Менедем бы не возражал против того, чтобы побыть в андроне, если бы в паре локтей от него не сидел отец, буравя сына сердитым взглядом.
— Ты идиот, — сказал Филодем. — О чем ты думал, во имя неба и земли?
— О прибыли, — негромко ответил Менедем.
Отец всегда ухитрялся выставить его неправым.
— И мы получили прибыль, — с вызовом добавил Менедем, ощутив прилив непокорности. — Огромную прибыль.
Филодем отмахнулся от этого аргумента, как от чего-то незначительного.
— Жаль, что ты не получил того, что заслуживаешь за такую глупость! А что, интересно, думал обо всем этом твой двоюродный брат? Неужели и он точно так же, как ты, рвался нацепить склеенные воском крылья и изображать из себя летящего к солнцу Икара?
Менедем подумал — не солгать ли, но решил, что его слишком легко смогут уличить во лжи. Он нехотя покачал головой.
— Ну нет. Не совсем.
— Не совсем? — Филодем вложил в свой вопрос массу эмоций. — И что это значит? Нет, не отвечай. Я и сам могу догадаться. У Соклея есть здравый смысл, по крайней мере, у него больше здравого смысла, чем у моей плоти и крови.
Дабы скрыть свои чувства, Менедем сделал длинный глоток вина. Ему захотелось поскорее опьянеть, чтобы вообще не обращать внимания на отца. Но такое Филодем тоже не спустил бы ему с рук, а ведь им предстоит жить в одном доме до весны. Каким бы оскорбленным ни чувствовал себя Менедем, он не мог развернуться и в гневе уйти прочь, хотя ему очень этого и хотелось.